Бренна Йованофф - Подмена

Она протянула руку. К сгибу ее локтя был прибинтован ватный шарик, скрывавший отметину от иглы. Посередине, пропитывая вату, расползалось красное пятно.

Железо было повсюду. В автомобилях, в кухонной утвари, в огромных промышленных механизмах, которые паковали еду, но чаще всего его смешивали с другими веществами: с хромом, углеродами, никелем. Такое железо причиняло боль медленно, постепенно высасывая силы. Но я мог это терпеть.

Железо крови было другим. Оно врывалось в нос и рот, першило в горле. Мне вдруг стало трудно сосредоточиться. Сердце колотилось то сумасшедше быстро, то совсем-совсем медленно.

— Мэки? — донесся откуда-то издалека искаженный и еле слышный голос Элис.

— Мне нужно выйти, — выдавил я. — Мой шкафчик… я забыл в нем кое-что, и мне надо…

На секунду мне показалось, что кто-то из них — один или двое, а может, все вместе, захотят пойти со мной.

Элис сделала шаг в мою сторону. Но Росуэлл едва заметно дотронулся до ее руки, и она замерла. Лицо Росуэлла напряглось, он поджал губы, словно боясь сказать что-то лишнее. Потом показал мне головой в сторону коридора, шепнув едва заметно: «Просто иди».

Пульс бешено бился в ушах и руках, поле зрения стремительно сужалось, однако я все-таки сумел, ни разу не споткнувшись, пробраться сквозь лабиринт столиков к выходу из кафетерия.

Как только сладкий удушливый запах станции забора крови остался позади, мне сразу стало легче. Можно было делать глубокие вдохи и ждать, когда пройдет головокружение.

Шкафчики в коридоре нашей школы выглядели совершенно одинаково — пять футов в высоту, все выкрашены светло-бежевой, местами облупившейся краской. Мой был в дальнем конце, за коридором, ведущим в математическое крыло и к выходу во двор. Как только я свернул за угол, то сразу понял: с моим шкафчиком что-то не так.

На его двери, на уровне глаз горело красное пятно, размером и формой напоминавшее отпечаток ладони. Я еще не успел подойти ближе, как почувствовал запах крови. Но это было не так ужасно, как кровь на руке Элис. Та кровь была теплая, невыносимо металлическая. А эта — холодная и липкая, уже начавшая высыхать.

Я огляделся: коридор был пуст. Двери во двор — закрыты. Весь день шел дождь, на лужайке перед школой тоже никого не наблюдалось.

Пятно было вязким, темно-красным, я стоял перед ним, прижав руки ко лбу. Скорее всего, это была шутка, обыкновенный дурацкий злой розыгрыш. Не надо большого ума, чтобы додуматься до такого. Вся школа знала меня как парня, который садится на пол и зажимает голову между коленей, когда кому-то расквашивают нос.

Конечно, это — шутка, потому что так должно было быть. Хотя я знал, что ошибаюсь. На дверце моего шкафчика некто творчески выразился при помощи канцелярской скрепки или ключа. Прямо в густеющей слякоти было криво выцарапано: ВЫРОДОК.

Я принялся вытирать надпись рукавом, и снова накатили тошнота и одышка. Большую часть крови я стер, но надпись «выродок» осталась. Буквы были процарапаны прямо по краске, в них забилась кровь, и все слово отчетливо выступило на фоне бежевой эмали.

Один взгляд — и меня снова накрыл оглушительный грохот. Я так резко отшатнулся от шкафчика, что едва не упал. Прошла целая секунда, прежде чем я понял, что это просто медленный и неровный стук моего сердца.

Рукой по стене, ощупью к двери — пустой двор, свежий воздух.

Я ходил в детский сад, когда папа впервые рассказал мне о Келлане Кори.

История была короткая, но папа пересказывал ее мне снова и снова, как «Винни Пуха» или «Спокойной ночи, луна». Каждый раз, когда он это делал, ее главные эпизоды представлялись мне в виде кадров из старого фильма — мерцающие и зернистые. Келлан Кори в моем фильме был тихим и вежливым. Взрослым, наверное, лет тридцати.

Он был похож на меня. Почти. Только у него были лишние суставы на пальцах, и я всегда видел его черно-белым.

Келлан Кори владел мастерской по ремонту музыкальных инструментов на Ханновер-стрит, и жил прямо над ней, в небольшой квартирке с кухней. Он никогда не настраивал фортепьяно, поскольку не мог прикасаться к стальным струнам, но был честным и работящим, и все его любили. Его специальностью была настройка скрипок.

Когда начали пропадать дети, поначалу никто не увидел в этом ничего особенного. Это было время Депрессии, у людей не было ни денег, ни еды, а дети… что же, дети постоянно исчезают. Болеют, убегают, погибают от несчастных случаев или от голода. Это, конечно, ужасно, но такова жизнь, поэтому поначалу никто ни о чем не подозревал и не задавался вопросами.