Энн Райс - Дар волка

— Я за тебя беспокоюсь, — сказал Джим.

— Конечно, почему бы и нет? — ответил Ройбен.

— Слушай, вот оно. Ты никогда так не разговаривал. Прямо, но при этом мягко и как-то странно.

— Ничего странного, — сказал Ройбен. Что еще можно тут сказать? Разве Джим не знает, что он пережил? Или знает слишком много, чтобы понять, что не знает главного? На Ройбена свалилось слишком много всего. Мерчент мертва, он стал владельцем дома, едва не умерев перед этим. Вот и все.

— Знай, что все мы тебя поддерживаем, — сказал Джим.

— Это еще слабо сказано, — ответил Ройбен.

Джим мрачно улыбнулся и резко глянул на него.

— Скажи мне вот что, — начал Ройбен. — Ты встречал разных людей, там, в Тендерлойн, в смысле людей необычных. Слушал исповеди. Ты исповедуешь уже не первый год.

— Точно.

— Веришь ли ты в зло, в некое бестелесное зло как принцип?

Джим промолчал.

Потом провел языком по губам.

— Эти убийцы… они были наркоманами. Причина куда более земная…

— Нет, Джим, я не о них. Да, я знаю историю их жизни. Я имел в виду… тебе никогда не казалось, что ты можешь ощущать зло? Ощущать, как оно исходит от другого? Ощущать, что человек намеревается совершить что-то злое?

Джим задумался.

— Исходя из ситуации и психологического настроя, — ответил он. — Люди склонны совершать плохие поступки.

— Наверное, это не то, — сказал Ройбен.

— Что?

Ройбену не хотелось пересказывать историю с мужчиной в баре. На самом деле, какая тут история? Практически ничего и не случилось. Но он все думал и думал, что же он почувствовал, глядя на того человека. Может, у него проявилось обостренное восприятие, он предугадал склонность человека к насилию.

— Причина куда более земная… — тихо проговорил он.

— Знаешь, — начал Джим, — я всегда над тобой подшучивал, что ты живешь как зачарованный, вечный Солнечный мальчик, всегда счастливый.

— Да-а, — язвительно протянул Ройбен. — Что ж, я всегда таким и был.

— Ну, с тобой такого никогда не случалось прежде, и… мне тревожно.

Ройбен не ответил. Снова задумался. Задумался насчет мужчины в баре. А потом подумал о своем брате. Его брат — человек мягкий. Исключительно спокойный. И внезапно он понял, что брат обладает той прирожденной простотой, которой другие не могут добиться никогда.

Когда Джим снова заговорил, Ройбен вздрогнул от неожиданности.

— Я бы отдал все, чтобы только тебе было лучше, — сказал Джим. — Чтобы выражение твоего лица стало прежним, чтобы ты снова был похож на моего брата, Ройбен.

Какое многозначительное замечание. Ройбен не ответил. Какой смысл говорить что-то? Надо хорошо все обдумать. Погрузившись в мысли, он будто на мгновение снова оказался рядом с Мерчент, подымаясь по склону Нидек Пойнт.

Джим прокашлялся.

— Я все понимаю, — продолжил он. — Она кричала, ты пытался прийти ей на помощь, но не успел. Это имеет значение, пусть ты и понимаешь умом, что сделал все, чтобы помочь ей. Такое любого мужчину заставит о многом задуматься.

Да, это правда, подумал Ройбен. Но он не считал необходимым говорить это вслух. Подумал лишь, как легко ему вдруг оказалось ударить в лицо того мужчину, в «Норт-Бич». И так же легко — больше ничего не делать, просто позволить ему уйти прочь, пошатываясь. А самому спокойно пойти дальше.

— Ройбен?

— Да, Джим, я тебя слушаю, — ответил Ройбен. — Ты не беспокойся, хорошо? Знаешь, мы еще поговорим обо всем этом, когда придет время.

У Джима в кармане зазвонил мобильный. Джим раздраженно выдернул аппарат из кармана, поглядел на крохотный экран, встал, поцеловал Ройбена в макушку и вышел.

«Слава Богу», — подумал Ройбен.

И продолжил сидеть, глядя на огонь. Камин у них в доме был газовый, но вполне приятный. Ройбен тут же вспомнил узловатые дубовые поленья, с гулом горевшие в камине в гостиной Мерчент. И сразу будто почувствовал запах горящего дуба и ее духов.

Когда такое происходит, ты всегда остаешься один. Без разницы, сколько вокруг людей, которые любят тебя и хотят помочь тебе. Ты наедине со всем происшедшим.

Когда Мерчент умирала, она была одна.

Внезапно это переживание окатило его с головой. Наверное, Мерчент просто лежала на полу кухни, лицом вниз, и умирала, истекая кровью. Одна.

Ройбен встал и вышел в коридор. Дверь в полутемный кабинет отца была открыта. Сквозь высокие окна в дом проникал свет уличных фонарей и огромных зданий города. Фил, в пижаме и халате, сидел в большом кожаном кресле, слушая музыку, в больших черных наушниках. И тихо подпевал ей, странным тихим голосом человека, который слушает музыку, которую не слышат окружающие.