Энн Райс - Дар волка

— Это ужасно, — тихо сказал Ройбен.

— Ага, уж точно, так и есть. Но это, это создание, с ним наверняка случилось нечто подобное. Волосы, рост костей…

— Какой рост костей? — спросил Ройбен.

— У него были огромные руки, с мощным костяком, огромные ноги, массивный лоб, сами понимаете. Есть заболевания, которые вызывают такой рост костей, а еще он покрылся шерстью, в довершение ко всему. Он вынужден скрываться, как Призрак Оперы, как Человек-Слон, как чудик на карнавале, как Клод Рейнс в «Человеке-невидимке», и он сошел с ума. Но ему не чужды чувства! Настоящие, сильные чувства. Видели бы вы, как он там стоял, глядя на Антонио. Просто смотрел и смотрел. И поднял руки, вот так… упс, черт…

Стюарт едва не выдернул из рук катетеры.

— Нормально, обошлось.

— Он поднял руки к голове, вот так, глядя на то, как Антонио лежит, мертвый…

— Стюарт, прекрати! — завопила его мать, извиваясь всем своим миниатюрным телом. — Ты все говоришь и говоришь об этом, остановиться не можешь!

— Нет, нет, мам, я же говорю с журналистом. Это интервью. Если этот человек не желал бы слышать про Антонио, о том, что случилось, он бы сюда не приехал. Мам, не принесешь еще молочного коктейля? Ну пожалуйста, пожалуйста.

— Чо-орт! — заорала его мать и выбежала из палаты, цокая шпильками. Да, тело у нее безупречное.

— Ладно, теперь можем по-нормальному поговорить, так? — сказал Стюарт. — В смысле, она меня до безумия доводит. Отчим ее постоянно бьет, а она меня во всем винит. Меня. Меня винит в том, что он все ее одежки порезал на куски, резаком хозяйственным, меня!

— Что еще ты помнишь про нападение? — спросил Ройбен. Было бы просто немыслимо, если этот румяный парень с горящими глазами умер бы от Хризмы или чего-то еще.

— Сильный, невероятно сильный, — повторил Стюарт. — А еще эти парни его ножами пыряли. Я сам видел! Видел! В смысле, реально его ножами порезали. Но, блин, он даже не вздрогнул. Просто порвал их на части. Порвал на части, я серьезно. Это жутко было, блин. Речь о настоящем каннибализме. Они не дают свидетелям с прессой общаться, но меня им не остановить. Я знаю свои конституционные права. Мне никто не может запретить общаться с прессой.

— Точно. Что еще? — спросил Ройбен.

Стюарт тряхнул головой. Внезапно его глаза наполнились слезами, и он мгновенно превратился в шестилетнего ребенка, зарыдав прямо на глазах у Ройбена.

— Мне очень жаль, что они убили твоего друга, — сказал Ройбен.

Но парень был безутешен.

Ройбен пятнадцать минут стоял рядом с ним, обняв за плечи.

— Знаете, чего я на самом деле боюсь? — спросил парень.

— Чего?

— Что они поймают этого парня, этого Человека-волка, и причинят ему вред, по-настоящему. Расстреляют из пулемета, забьют дубинами, как малыша-тюленя. Не знаю. Они действительно прибьют его. Для них он не человек. Он для них животное. Они нашпигуют его свинцом, как Бонни и Клайда. В смысле, они тоже были людьми, человеческими существами, а их нашпиговали пулями, как диких зверей.

— Точно.

— И они уже никогда не узнают, что творилось у него в душе. Никогда не узнают, кем он был на самом деле, почему он делал то, что он делает.

— Рука не болит?

— Нет. Но я бы не почувствовал, хоть в огонь бы ее сунул. Они меня так накачали валиумом и викодином, что…

— Усек. Проходили. О'кей. Что еще ты хотел мне сказать?

С полчаса они говорили об Антонио, о его двоюродных братьях, этаких мачо, до глубины души ненавидевших брата за то, что он гей. Ненавидевших Стюарта, обвинявших его в том, что Антонио стал геем. Говорили о его отчиме, Германе Баклере, который заплатил парням, похитившим Антонио и Стюарта, хотел, чтобы их убили, а тела расчленили. Говорили о Санта-Розе, о Католической Академии Святого Причастия, о том, что это значит — стать по-настоящему крутым юристом, таким как Кларенс Дэрроу, его идеал, как он собирается заниматься делами людей, обнищавших, всеми презираемых и отверженных.

Стюарт снова расплакался.

— Наверное, наркота эта, — сказал он. Сжался в комок, будто маленький ребенок.

Вошла его мама со стаканом шоколадного коктейля в руке.

— Тебе плохо станет, сколько ты его пьешь! — злобно сказала она, с размаху ставя стакан на поднос.

Пришедшая медсестра померила Стюарту температуру. Выяснилось, что она снова повысилась, и медсестра сказала Ройбену, что ему надо уходить. Да, сказала она, конечно же, они начали курс лечения бешенства, и курс антибиотиков, на случай, если с укусом этого существа-волка передалась какая-нибудь зараза. Но Ройбену следует уйти, сейчас же.