– Не помню что-то таких.
– Да вы тут тогда не жили, давно было.
– И то время летит…
– …Леночка такая была тихая, на доктора училась, а бабка с тёткой померли, спортилась девочка.
Лена в бешенстве переминалась с ноги на ногу. Проклятущий лифт покатил вниз, но дёрнулся назад под крышу, где завис, гремя цепями.
– Я пешком! – крикнула она Галке, взбегая по лестнице, но всё-таки поймала напоследок:
– Лена-то совсем Ида! Ведь вылитая!
Швартуясь, истошно взвыл лифт. Бабушкина квартира в коридоре направо от лифта, а Галкина – налево. Два одинаковых коридора, в каждом квартир по двадцать. Жаль, нельзя взглянуть на свою бывшую дверь… а, ладно, наверняка заменили. Сейчас на лестничной клетке дневная лампа, ремонт сделали, окна, и то вставили. Раньше стёкла в окнах не держались, фанера, и то недолго. Лампочки некоторые жильцы носили с собой, зато комары водились круглый год: в подвале стояло болото, иногда там тонули коты. Болото не мешало дому гореть раз в полгода (мешала расположенная напротив пожарная часть). Со времени заселения инвалиды умудрились мутировать в многосемейных алкоголиков и торговцев с Черкизовского рынка. Пенсионеры, правда, остались, даже возросли в своём количестве, перемешавшись с алкоголиками и торговцами. Милиция была в доме настолько частым гостем, что заезжала поздороваться. Однако, дом, похоже, остепенился, сдавшись под напором капитализма, во всяком случае, сменил романтично-трущобный интерьер на больничный.
На фоне окна выплыл из полузабытого “давно” Галкин силуэт с сигаретой, правая нога поджата, точно у цапли.
– Всё такая же психованная, – выходя, расплылась в улыбке Галка.
***
Рука на ощупь ткнула выключатель, но света не последовало.
– У тебя лампочка в прихожей перегорела! – крикнула Лена.
– Иди сюда, – позвала Галка, – на кухне светло.
Её слова соответствовали истине: все горизонтальные поверхности крошечной кухоньки покрывали мелкие круглые свечечки. Огненный стол продолжался в окне бесконечным пылающим коридором. Воздух потрескивал. Лена почувствовала себя внутри костра.
– Песец! – вырвалось у неё. – Когда ты успела их зажечь?
– Они всегда горят, – рассеянно ответила Галка.
Судя по застарелому привкусу газа в атмосфере, то же самое относилось к плите – четыре конфорки работали на полную мощность. Лена потянулась к форточке, но Галка перехватила её руку.
– Не надо! На улице холодно, проклятый холод, как же я мёрзну! – она раскрыла ладони над плитой, едва не касаясь пламени.
– Что, уходишь и оставляешь всё гореть? Пожара не боишься?
Галкины зрачки блеснули в ямах глазниц.
– Я боюсь холода. И темноты. В темноте я с ума схожу.
Лена вытерла со лба пот.
– Можно продукты в холодильник сунуть, а то камбала потечёт? Кстати, я купила сыр и лаваш, как насчёт бутербродов?
– Я не ем, – ответила Галка. – Бутерброды.
– Знаешь, а я бы на твоём месте ела, с маслом да побольше. Ты жутко похудела, подруга, хотя от меня это звучит смешно.
Есть действительно не хотелось, тут и дышать-то было трудно. Из пустого холодильника Лене на ногу вылетела огромная чугунная сковорода.
– Он давно не работает, – сообщила Галка равнодушно. – С тех пор, как электричество отключили.
– В смысле? Как отключили?
– Летом. Не помню. Людям не нравится, когда у меня есть свет, не понимаю, почему?
Лена огляделась. Признаки еды отсутствовали даже на уровне крошек. Бутылок тоже не было – ни полных, ни пустых, хотя они могли бы хоть как-то объяснить происходящее. Ещё эти свечи! Образцом нормальности Галка и в прежние времена не являлась, однако, несмотря на безалаберность и вечные поиски мужчины мечты, с жизнью она справлялась. Боле-менее.
Поколебавшись, Лена сняла толстовку. Под ней была майка без рукавов, но в такой жарище не до эстетики. Взглянув на разнесчастные Ленины локти, Галка покачала головой.
– У тебя всё болячки? А я думала, ты снова собаками занялась.
– Я в торговом центре работаю. Ну, всё шмотки, знаешь.
Галка оглядела её критически.
– Не обижайся, но с твоей… внешностью… в нормальном магазине…. И возраст. Извини, просто сказала.
– Ну, ты знаешь, я умею убеждать , – криво усмехнулась Лена. – Достаточно, чтоб разрешили выйти на испытательный срок. Утром они фигеют, за какой радостью вчера меня допустили, но с продажами у меня нормально, и это быстро доходит до начальства. На последнем месте я уже три года. Дерматит одолевает – беру отпуск за свой счёт, на днях как раз собираюсь, – костяшками пальцев Лена бережно почесала самые зудящие места.
Читать дальше