Евгений Енин - Случайностей не бывает

Червь не двигался. Он просто ждал. Чтобы остановиться, вагону, нёсшемуся со скоростью двести километров в час, было нужно втрое большее расстояние, чем отделяло его от Олгой-Хорхоя в тот момент, когда Порфирий Гордеевич дёрнул на себя контроллер.

И это было как-то особенно обидно. Одно дело, враг бросается на тебя и пусть даже съедает, другое дело, ты сам летишь ему в пасть, как Иванушка в печь на лопате Бабы Яги. Глупо и обидно.

Под визг тормозов и россыпь искр, с колёсами, которые не катились, а визжали, заклиненные, по рельсам, они пролетели уже половину расстояния, отделявшего их живого горнопроходческого комбайна. Точнее, мёртвого, что ситуацию отнюдь не улучшало.

Но вагон успел замедлиться в два раза.

Скорость упала с двухсот километров в час до ста.

Фрол упал с лобового стёкла.

Джо почти добежал до пулемёта.

А Порфирий Гордеевич, больно оттолкнувшись от Яниной руки, нырнул под кресло, пролетев мимо серебряной таблички на тёмно-красном бархате «Heinrich Gambs».

Меньше чем через секунду, потеряв наконец фуражку, обер-кондуктор вынырнул с рулём в руках. Большим рулевым колесом, которое Яне не хватило бы рук обнять, с тонким ободом, тонкими спицами, обмотанными какой-то жёлтой пластиковой лентой. Яна такое видела в кабине старой поливальной машины.

Одной рукой кондуктор сорвал контроллер, другой хлопнул на его место руль. И по лязгу соединившихся металлических деталей, Яна, у которой всё это происходило перед носом, поняла, что руль встал на положенное ему место.

Руль.

На место.

В поезде.

И через долю секунды Порфирий Гордеевич крутанул его влево, так, что снова повалился на Яну. А она не влепилась в стену только потому, что её вжало в правый подлокотник кресла. А вагон, как и полагается такой махине, оторвав правые колёса от рельса, заваливаясь на левую сторону, скрежеща всем, чем можно, и, что хуже, всем, чем нельзя, въехал в стену.

Перед тем, как наступила темнота, Яна успела увидеть, как Олгой-Хорхой рванулся, как королевская кобра весом в десятки тонн, и в тот самый момент, когда кабина соприкоснулась с камнем, ударил в середину вагона, повернувшегося к нему боком.

А потом Яна перестала видеть что-либо — только своё отражение в стекле.

Ни одна из свечей, освещавших кабину, не погасла.

Снаружи было темно. Совсем темно. Окна превратились в зеркала.

Яна протянула руку к растрёпанным волосам, но Порфирий Гордеевич сделал движение своей нижней частью, и окончательно выдавил Яну из кресла машиниста.

Теперь уже — водителя.

Артём стоял, держась за один из канделябров, из его лба сочилась кровь, через переносицу она заливала левый глаз, и он смахивал её рукой, не замечая, что расшибся. Возможно, о тот самый канделябр, за который держался.

— Чёрт!

Это крикнул Фрол, он первый понял, что кроме кабины от их вагона мало что осталось. Червь перекусил, точнее, перемолол головной вагон поезда-призрака пополам. Фрол не ругался, Фрол горевал: Джозеф в момент удара Олгой-Хорхоя находился в вагоне.

— Чёрт! — снова крикнул Фрол, но уже восторженно: в дверь спиной вперёд заходил Джо.

— Чёрт! — тихо сказал Джо, и вот он уже ругался.

Глаза его, до того, скорее, узкие, расширились до размера глаз героини аниме, рот отрывался и закрывался, как у ещё живой, но уже умирающей рыбы, а руки сжимали рукоятки пулемёта «Максим». За рукоятками пулемёта не было. Но было понятно, на каком расстоянии от Джозефа прошли вращающиеся зубы Олгой-Хорхоя. Это как подравнивать ногти с помощью гусениц несущегося по полю боя танка.

А Порфирий Гордеевич, сидя в кресле теперь точно водителя, активно рулил. Он вертел «баранку» то влево, то вправо, отчего остатки вагона кренились так, что пассажиры хватались за всё, что могли, чтобы не упасть.

И только Джо, как схватился за рукоятки пулемёта, так и стоял, не шелохнувшись, прибитый к полу пережитым ужасом.

Яна вытерла кровь со лба Артёма и прижала его руку с салфеткой из своего рюкзака к ране. Она пыталась увидеть что-то за окнами кабины, но видела только отражение кабины, снаружи была идеальная темнота.

Но кондуктор вёл их транспортное средство так, как будто они ехали по освещённой солнцем просёлочной дороге, объезжая колдобины. А иногда — не объезжая.

Впрочем, вот что-то мелькнуло? Или показалось?

Их тряхнуло, как будто они, не снижая скорости, переехали, лежачего полицейского, и темнота за окнами перестала быть абсолютной.

Яне показалось, что она видит толстые кабели, развешенные по стенам, но стены были не бетонные, как в тоннеле метро, а кирпичные.