Татьяна Зингер - Нечего бояться

-- Здорово! -- искренне обрадовалась я. -- И вполне ожидаемо. Я вкуснее пирожных в жизни не пробовала.

Катерина, расплывшись в довольной улыбке, заканючила:

-- Пожалуйста, открой файл! Кем стала ты? Ну же!

Простонала, но достала планшет, разблокировала его привычным нажатием. Действительно, что со мной? Успеваемость удовлетворительная, нареканий немного, карцер -- самое серьезное из них -- сняли. Почему я верю в худшее? Отыскала папку с незамысловатым названием "Трудовые документы" и ткнула на файл. Глаза скользили по тексту, а уголки губ опускались ниже и ниже.

Катерина напряглась. А я выдавила усмешку:

-- Младший лаборант в городской больнице. Пять с половиной тысяч... -- голос сорвался.

В два раза меньше, чем у подруги. И работа наверняка совершенно бестолковая. Мало того, что не врач и даже не медсестра, а лаборант, так ещё и с самым низким статусом.

-- Прелестно, -- излишне жизнерадостно выпалила Катерина. -- Круто ж, пока я заставляю людей обжираться сладостями, ты спасаешь их жизни.

-- Ты сама-то веришь в сказанное? -- я опустилась на стул, поставленный возле окна. -- В лучшем случае буду мыть пробирки или брать анализы.

-- И что?! -- подруга стукнула по подушке. -- Ясное дело, лекарями становятся после обучения и долгой практики. Кто ж возьмет на должность без опыта? Пока -- младший лаборант, а через годик...

-- Старший лаборант, -- съязвила я.

По ребрам острыми коготками скреблась зависть. Неужели я настолько хуже Катерины, что заслуживаю каких-то карьерных объедков? Как их назвать иначе? Отданных не по призванию или желанию, а из-за... Интересно, чем руководствовалась бездушная машина, определив меня в больницу? Подруге досталась и любимая деятельность, и достойная плата, и перспективы -- она затмит любого кондитера в Со-На. А я?.. Я ведь училась не хуже, а то и лучше её. Замечаний примерно одинаково. И рекомендации получила приличные. Пять с половиной тысяч... Младший...

-- Иди ты... -- она нахмурила брови.

-- Гонишь? -- приподнялась, облокотилась на подоконник.

Катерина подлетела ко мне и, расставив руки, отказалась пропускать к выходу. Впрочем, в маленьком ящике, именуемом жилищем, было достаточно лишь встать посреди, чтобы уничтожить свободное пространство.

-- Перестань дуться, -- попросила она. -- Не поругаемся же мы из-за подобной ерунды? Всего-то работа!

-- Да я и не дуюсь, -- устало опустилась обратно. -- Просто надеялась на что-то большее. У тебя есть кулинария, а я... Я никогда не мечтала работать в медицине. Или лечить людей. И кровь, она... мерзкая, понимаешь?

-- Но ведь они чем-то основывались, когда брали тебя врачом? -- Катерина словно специально не упоминала слова "лаборант". -- Вдруг внутри тебя скрыто нечто особенное? Ты погрузишься в работу, поймешь, какая она замечательная. Наоборот, мне хуже. Если надоест лепить торты, я потеряю единственное увлечение. А тебе терять нечего...

Потому что у меня ничего нет, хотелось добавить мне. Но я смолчала. Обида на подругу исчезла. Она не виновата в том, что способнее и талантливее. Что у нее есть дорогое сердцу дело. Надо было беспокоиться о будущем раньше, а не бегать за друзьями по лесам и гордиться нашей "Четверкой". Что в итоге от неё осталось? Пустота. Как в душе, так и на железнодорожной станции вчерашним вечером.

Чтобы развеять накатившую тоску, мы решили не засиживаться дома. Пообедали в симпатичном ресторанчике, куда я стеснялась заходить и уверяла Катерину, что талон действителен только в дешевых столовых. Но улыбчивый официант объяснил нам, что право питания распространяется на любые заведения: кафе, рестораны, столовые и низкопробные забегаловки для рабочих. Потому что все они принадлежат государству, значит, и разницы нет, где мы потратим сто учетных единиц и закажем супа и мяса. Главное, чтоб хватило расплатиться.

Порции оказались большими, и десерт я впихивала лишь потому, что он был невероятно вкусным. Шоколадный торт с розовой глазурью и фруктами затмил даже мармелад. Катерина задумчиво уставилась на пустую тарелку:

-- Надеюсь, я научусь делать такой же.

-- Думаю, твой получится куда вкуснее. -- Я подмигнула ей, бочком вывалившись из-за столика.

Гулянки оставили на потом, потому как от переедания слипались глаза. Остаток дня посвятила сну. Завалилась на кровать в одежде (кажется, это превращалось в привычку) и продрыхла до шести часов. Снилось размытое, глупое -- поток образов, в которых нет смысла. А после пробуждения голову заполнил кисельный туман. Пришлось смыть прохладной водой сонливость, пофыркать от холодных брызг -- только бы вернуть возможность соображать. Затем постучалась к Катерине; та вышла растрепанная, с отлежанной щекой. Ясно, не одна я позволила небывалую раньше роскошь -- переваривать пищу во сне.