— Не грусти, принцесса. Сегодня праздник, в конце концов, — он кончиком пальца ободряюще пощекотал её подбородок. — Ну что, вернёмся в гостиницу? А то замёрзнешь.
Хоро медленно подняла на него яркий карминово-яблочный взгляд.
Волчица Хоро Мудрая провела много времени вдали от родины. Большую часть этого времени она была одна — даже среди людской толпы — но не всегда.
Она всегда думала, что смертная жизнь ужасно коротка, а болезни и неприятные стечения обстоятельств чаще всего делают её ещё короче. Поэтому она старалась не особенно привязываться к людям — ведь это почти бессмысленно: длительность горя от их утраты неоспоримо велика в сравнении с короткостью счастья от их обретения. И у неё это получалось. Почти. Исключений было совсем немного.
Молодой охотник, живший неподалёку от Йойтсу. Человек, смерть которого заставила её отправиться в странствия на поиски чего-то, что она не могла себе представить.
Мальчик-крестьянин из Пасро. Человек, смерть которого заставила её держать данное ему обещание на протяжении не одной сотни лет.
Юный священник, присланный в Пасро из столицы. Человек, преждевременная смерть которого сильно поколебала её любовь к церкви.
И странствующий торговец, в телеге которого она укрылась, желая сбежать от неблагодарных жителей опостылевшей деревушки. Крафт Лоуренс , подумала Хоро, глядя в его серые глаза, в лунном свете имевшие тревожный оттенок зимнего моря в дождливый день. Лоуренс, Лоуренс. Печаль моя, надежда и любовь.
Волчица Хоро Мудрая часто годами бродила одна, и порой она чувствовала себя старой, как горы или заповедные леса Йойтсу. Но этим людям удавалось заставить её почувствовать себя… живой. Она сама не сразу это замечала — но рядом с ними она снова чувствовала себя девчонкой, которая только вчера вышла на первую самостоятельную охоту, а совсем ещё недавно гонялась за собственным хвостом. Рядом с ними она не была Хоро Мудрой — она была Хоро. Просто Хоро. Простой смертной, которую любят. С которой хотят быть рядом. Которую принимают такой, какая она есть. Которую хотят защитить от любых бед. Которую никогда не отпустят.
Волчица Хоро Мудрая не верила человеческим поговоркам, но выражение «глаза — зеркало души» казалось ей довольно правдоподобным. А ещё она часто задавалась вопросом, смотрит ли на них кто-нибудь сверху, и со временем, кажется, она нашла для себя ответ на этот вопрос. Во всяком случае, из всех изобретённых человечеством религий она определённо начала склоняться к той, в которой утверждалось, что душа человеческая приходит в этот мир не единожды: после смерти она возрождается вновь, только в другом теле.
Потому что все люди, к которым она привязалась, несмотря на всё своё нежелание любить и страдать, с первой же встречи казались ей знакомыми; и у всех них были серые, имевшие тревожный оттенок зимнего моря в дождливый день глаза.
— Идём? — Лоуренс встал и протянул ей руку.
— Идём, — Хоро сжала его ладонь в своей.
Ей не стать смертной, а ему не стать бессмертным. Когда-нибудь он снова покинет её. А она снова отправится в странствие на поиски чего-то, что она не сможет представить. Вернее, кого-то. Но когда она найдёт его, она поймёт — и тогда на короткую человеческую жизнь у неё снова появится дом.
Да, мне не стать смертной, а тебе не стать бессмертным , думала Хоро, и они шли сквозь тихую зимнюю ночь, сыпавшую колючие звёзды за горизонт. Но снова и снова я буду искать тебя. И находить.
Потому что ты можешь умереть.
Но мы…
Мы никогда не умрём.
Красный клинок ситхского меча застывает у моего лица. Жаль, что маска скрывает твой лик: я бы хотел ещё раз взглянуть тебе в глаза. Увидеть, что в чёрные доспехи заковано живое существо, что меня убьёшь ты, а не бездушная машина. Но остаётся полагаться лишь на хрипы из-под маски.
Я знал, что погибну от твоей руки. Впрочем, не буду спорить — это справедливо.
Интересно, осознаешь ли ты, что случилось? Задашь себе вопрос, почему победил — или не поймёшь очевидного?
Я помню, как впервые тебя увидел. Взъерошенный мальчишка, которому всегда холодно… Ты ведь не знал, что такое холод. Долго не знал. Солнце родной планеты всегда светило тебе, тепло материнской любви хранило тебя лучше Силы, и вдруг — вечный лёд Галактических просторов, холод далёких звёзд и чужие лица вокруг.
Я чувствовал в тебе угрозу. Едва заметную, неосознанную, скрытую в линиях судьбы на твоих ладонях. Но тогда никто бы не поверил, что твои глаза, — любознательные, живые, такие доверчивые, — когда-то станут жёлтыми. Застывшими в своей жестокости.
Читать дальше