Александр Уваров - Бардо дождя [СИ]

Но лучше уж никого в доме, чем — упокоившийся.

«Лучше уж никого, чем…»

Распахнул дверь пошире.

Не дождавшись ответа, шагнул внутрь.

Покрутил головой, высматривая затаившихся невдалеке хозяев (отчего-то всё не верилось ему, что в доме никого нет и казалось, что кто-то непременно должен гостя поджидать и, возможно, у самых дверей).

Увидел мельком слегка тронутые серой древесной плеснью ровно тёсаные доски, из которых были собраны стены дома.

И с удивлением отметил, что где-то в глубине дома горит свет. И потму видит он и эти доски, и плесневые разводы.

И ясно различает бежево-жёлтый деревянный пол под ногами.

И может спокойно, не на ощупь, пройти внутрь дома. И увидеть обстановку его. и предметы в комнате. И в глубине комнаты — лестницу, ведущую на верхний этаж.

Обстановка…

Кузьма медленным, отчасти даже вкрадчивым, лисьим шагом вышел на середину комнаты.

И огляделся по сторонам.

Неспешный панорамный обзор этот выявил обстановку вполне обычную для такого вот, заброшенного места.

Увидел Кузьма стоявший посреди комнаты овальный стол, накрытый когда-то белой, но со временем пожелтевшей скатертью с узорчатыми краями, далеко свешивающимися за пределы столешницы и потому едва не до середины закрывающими гнутые, с красными резными накладками ножки.

Бронзовый подсвечник посреди стола и рядом с ним — собранный на чёрном жестяном подносе постаромодный фарфоровый чайный сервиз с пухлыми ангелочками на чашках и афродитистой дамой пышных форм на заварочном чайнике.

Четыре стула с высокими мягкими спинками, расставленные вокруг стола.

Увидел широкий велюровый диван, заботливо укрытый зелёным, украшенным бахромою покрывалом.

Увидел затёртую до проплешин медвежью шкуру на полу и декоративные оленьи рога, развешанные по стенам.

На стенах же — едва различимые бледные эстампы в тонких деревянных рамках.

Сложенный из грубо обработанных камней камин, обложенный брусом, защищённым от жара листами гнутой стали (возможно, изнутри для верности проложенной каким-нибудь негорючим материалом).

Впрочем, брус, похоже, давно уж не требовал защиты от жара.

Огонь в камине в последний раз разводили…

Кузьма не смог сдержать улыбку. А потом и нервный, неровный, истеричный смех.

— Да тут кругом огонь! Кругом! Повсюду!

«Но свет… Откуда свет?»

Он посмотрел вверх.

Свет шёл сверху. От подвешенного под самым потолком большого медного светильника, по широкому кругу которого расставлены были толстые, на долгий вечер рассчитанные свечи.

Свечей этих Кузьма насчитал восемнадцать.

Горели они ровно, без треска, дрожаний и прыжков пламени, выбрасывая далеко вверх длинные оранжевые языки.

Кузьме, конечно, неведома была изначальная высота свечей, но очень приблизительно прикинул он, что сгорели они едва ли на одну пятую часть, так что едва ли зажжены были заранее, за много часов до его прихода.

Конечно, не знал он, как быстро сгорают эти свечи. По ширине можно было бы предположить, что хватает их надолго. Очень даже надолго. Быть может, не только на вечер, но и на всю ночь.

Но каким бы неспешным не было их горение, зажечь их могли сравнительно недавно.

«Точно! Недавно! Не могут же они несколько дней гореть! Стало быть, не такое уж позаброшенное это место…»

Мысль эта вызвала в душе его лёгкое, но отчётливо ощущаемое беспокойство.

На такой странной земле и жители, должно быть, странные. А встреча со странными жителями может быть и весьма неприятной.

Нет, конечно, может быть и вполне безопасной. Или даже приятной. Но скорее всего — нет.

Земля не просто странная. Она…

Кузьма ещё раз осмотрел ладони.

«Ни одного ожога… Я, что же, и за ветки горящие не хватался?»

В общем, лучше бы без хозяев. Просто переждать пожар. А потом…

«Куда потом? Куда мне идти? Как я вообще сюда попал? Ничего же не помню! Ничего! То есть…»

Он прошёл через комнату и с усталым вздохом присел на диван, смяв покрывало.

Потом, не выдержав искушения, прилёг.

«То есть, помню…»

Он и сам не заметил, как течение мыслей стало замедляться, а сами мысли — путаться и самым странным образом перемешиваться.

«Помню, что зовут Кузьма. Кузьма зовут, а куда зовут… Это имя такое, я полагаю. А фамилию свою не скажу, потому что не помню. Не помню…»

Он усмехнулся. Вяло. Будто через силу.

«Фамилии у меня и не было. Я так полагаю… Свечи зажёг не я. А я сюда пришёл… Откуда — не помню… Кто-то ударил по голове… в лесу кто-то ударил или не ударил… В лесу напали лисы, медведи и актрисы… кусали, не кусали и весело плясали… Куда потом? И когда? А если не переждать… может, пожар тут — вечно…»