Александр Уваров - Бардо дождя [СИ]

Он не помнил, как прошёл через лес. И не понимал, как сумел пройти. Ведь казалось… Да что там казалось, и впрямь невозможно было пройти, пробраться, пробежать, пусть даже с закрытыми глазами, сжатыми губами и остановившимся дыханием сквозь этот горящий, полыхающий, потоками пламени залитый и высокими огенными столбами перекрытый лес.

Горящий лес со всех сторон окружал поляну.

И Кузьма никак не мог понять, как получилось у него пробраться через этот лес.

И почему…

Он коснулся волос.

И почему не обгорели…

Н провёл руками по одежде.

И одежка без подпалин. Цела! Совершенно цела.

И ещё…

Он внимательно осмотрел ладони. Закатал рукав на левой руке. Пощупал кожу.

Удивлённо покачал головой.

Никаких ожогов. Ни пузырей. Ни пятен. Ни вздутий. Вообще — ничего. Светло-розовая кожа. Скорее, светлая. Просто светлая с еле заметным розовым оттенком. Кровь к ней почти не прилила.

Он не чувствует жар.

Кузьма опустил рукав рубашки. Застегнул пуговицу на рукаве. И продолжил путь.

Путь? Какой путь?

«К дому… Почему я к нему иду?»

Странный лесной пожар.

Нет запаха углей. Горящего дерева и вскипающей сосновой смолы. Не слышен треск погибающий в оранжево-алом пекле могучих стволов (а ведь охвачены, охвачены они пламенем! проступают тёмные контуры их сквозь огневую завесу!)

И вообще…

Он опять остановился. На миг. Прижал ладони к ушам. Отпустил. Снова прижал. И снова отпустил.

«Что же это? Оглох?»

Щёлкнул пальцами.

И отчётливо различил на фоне ровного гула порождённый движением его пальцев отрывистый звук.

«Но чтоже тогда происходит? Почему так тихо?»

От лесного пожара…

От пожара ли?

…исходил лишь ровный и негромкий, временами едва различимый, ровный и однотонный глухой гул.

Словно однородный, искусственно синтезированный горючий материал размеренно и ровно перерабатывался поддерживаемым регулируемым поддувом пламенем в гигантской, наглухо закрытой створками топке, сквозь вентиляционные прорези которой и мог бы долететь до слуха оказавшегося рдом наблюдателя такой вот протяжный и глухой звук.

Но лесное дерево не горит так! Не должно…

И искры… Они должны лететь! Кружить в воздухе красным жалящим снегом! Они должны засыпать поляну!

Кузьма втянул голову в плечи. Снова остановился и огляделся.

Их нет! Нет! Нет искр!

И ветер.

Лесные пожары раздувает ветер. Пожары раздувают ветер. Вверх, к небесам…

Кузьма запрокинул голову.

…Ветра нет. Воздух застыл.

А над головой, и кажется — всего-то метрах в пятидесяти, тёмно-серая плотная пелена. Такая плотная, что на вид — будто матерчатое покрывало.

«Это небо? На нём — ни единого отсвета. И от него свет не исходит. Тонет…»

Кузьма опустил голову. И пошёл вперёд, к дому, решив больше уж не останавливаться.

Хоть и не знал, зачем он идёт туда. Не знал, ждёт ли его в этом доме хоть кто-нибудь. Есть ли там хоть кто-нибудь. А если есть, то примет его этот кто-то. Или, скажем, прогонит.

«А если прогонит, то куда идти? В огонь?»

Идти было некуда. Возвращаться некуда. А впереди, по крайней мере, дом. Незнакомый, неказистый… быть может, и негостеприимный, но дом.

Кузьма постоял у крыльца с полминуты. Негромко покашлял в кулак. Посмотрел на закрытые жёлтыми ситцевыми шторами запылившиеся до непроглядности окна.

Отметил, что, не смотря на его появление и дружественное покашливание, шторы остались неподвижными.

Либо хозяева его не заметили, либо не придали никакого значения его появлению у дома.

«Либо никаких хозяев нет вовсе!»

Кузьма, осмелев, быстро поднялся по опасно заскрипевшим под массивными ботинками ступеням, и, потоптавшись для приличия немного на крыльце, постучал в дверь.

Выждал немного.

Вятнув руку, постучал кончиками пальцев в ближайшее к крыльцу окно.

Вытер запачкавшиеся пальцы о джинсы.

Ещё с полминуты ждал ответа.

«А ну вас!»

И, повернув дверную ручку, потянул дверь на себя.

«А если заперто?»

Дверь подалась и с длинным печальным скрипом приоткрылась.

Кузьма просунул голову в дверной проём и произнёс негромко:

— Есть кто…

Закашлялся от полезшей в нос многолетней пыли.

Потом закончил фразу:

— …тут? Здесь?

Задумчиво добавил:

— Живой…

«Типун мне на язык! А если тут покойник?»

Кузьма слегка оробел и перекрестился.

Покойников он не любил. Хотя ничего плохого они ему не делали. Разве только дурно выглядели.

Покойников он видел…