Александр Уваров - Бардо дождя [СИ]

Пёс, взобравшись на колонну, замер у края площадки, отмеряя взглядом путь.

Улыбнулся запрыгавшим в его сторону монстрам и даже вовсе не псиной втянул воздух, издав звонкий поцелуйный звук.

И потом слетел вниз — и запрыгал стремительно по головам (или тому, что казалось ему головами), прямо по верху толпы прокладывая дорогу на волю.

Щупальца, клешни, паутинные выросты и жабьи языки изрядно досаждали ему и прикосновения их сбивали темп.

Оттого Пёс работал быстро когтями, срезая в долю мгновения норовящие схватить его части тел, и, прихватывая на ходу самые аппетитные куски из тех, что подлетали от удара ближе к его рту, бежал прочь из дома, где и без того задержался он свыше всякой меры.

Вот только флегматичные гимлы оставались в стороне от его маршрута, ибо обходил их Пёс почтительно, помня об обманчивости их медлительного шага и крепости хватки.

Но вот и выход показался!

Оторвав на ходу голову какому-то особенно настырному карлику…

И — тьфу!

…выплюнув её на пол (гадость какая! горчит!) выбрался Пёс на слегка охладившуюся за ночь улицу.

Разодрав в клочья ещё пару зазевавшихся аборигенов, отбежал подальше от здания.

И, взглянув на купол, обнаружил по золотистому рассветному отблеску длинные полосы, оставленные на куполе скользнувшими по нему когтями.

По полосам-ориентирам определить направление для бегства из города было вовсе не трудно.

Думать Пёс пока толком не научился, но воскрешать из памяти картинки и сопоставлять их с картинами текущего бытия умел уже очень даже хорошо.

Потому вспомнил он, с какой стороны полыхнуло зарево в тот момент, когда срывался он с купола.

И куда теперь надо бежать.

— Рр-ры! — добродушно и беззлобно порычал Пёс на фиолетово-бежевую гусеницу, что, посверкав немного пятью своими маленькими глазками, прицепилась было к его ноге, запустив жадный хоботок под кожу.

Потом оторвал ползучую от ноги, погрозил ей пальцем внушительно и, встряхнув слегка, отпустил.

Однако же вскоре, почувствовав голод, наклонился, разорвал надвое — и съел.

Гусеница оказалась сладкой и жирной.

Сил прибавилось.

Остаток пути из города Пёс проделал, перемещаясь по стенам. Спускался изредка, для того лишь, чтобы погреть немного ноги и перекусить.

Но вкусных гусениц больше не было.

А на исходе из города его едва не схватила голодная гимла.

— Ы-р-ра! — обругал её Пёс.

И, прибавив скорости, выскочил из города ледяных стен — в поле.

Чёрное поле, на дальнем краю которого виден был краешек пылающего лес а.

Огонёк на панели связи.

В туманном шаре — бледное от ли от помех на линии, то ли от явно читающегося в глазах гнева лицо старшего инспектора.

— Чегоди!

Капитан покорно пустил голову.

— Доклад по сетевой почте! Только что! Мне поступил! И не только мне! Выше! Совсем высоко!

«Да всё понятно», — сказал самому себе капитан.

— Через пять минут!

Туман пошёл волнами и рот инспектора вытянулся до ушей.

— У господина начальника! Комитета! В кабинете! Он очень хочет вас послушать! Очень! Выслушать! Все оправдания! Приготовьте! Заранее!

Шар погас.

— А как же! — ответил Чегоди. — Непременно!

И, нажав на клавишу экстренной связи, скомандовал:

— Анастасий, убирайся в котельную!

— Ну-у! — заныл динамик капризно. — Там грязно, душно… И облачение опять отберут!

— Убирайся в котельную! — повторил капитан. — И сиди тихо-тихо! Три дня!

Динамик хрюкнул и затих.

«Спаси меня Йама и кто-то там ещё…», — подумал Чегоди.

Если бы он знал хоть одну молитву, то непременно помолился бы.

Но ни одной не знал. И сочинять их не умел.

Потому ещё раз просто и безыскусно обратился к царю преисподней с просьбой о спасении.

И отправился к руководству.

Качнулась трава.

Ветер прошёл по полю, разгоняя длинные, зелёные волны.

Запах земли.

Самое время протянуть руки, коснуться зелёных листьев с красноватой кромкой.

Как тих закат!

Пёс, окутанный облаком сизого, удушливого дыма, переступил порог и, покашлявши немного, вошёл в дом.

Он и сам не мог понять, как отыскал он в огненном краю остров-поляну, как добрался до дома, по каким дорожкам шёл (да и не было в лесу дорожек, а если были, то засыпали их давно сплошным алым покровом рдеющие угли).

Ничего Пёс не понимал, и не хотел понимать.

Разум его, и прежде работавший неровно, заполненный туманом и обрывками мыслефраз, тут и вовсе отключился, слабой лампой мигнув напоследок.