Александр Уваров - Бардо дождя [СИ]

— Ой!

Катя плотнее прижалась к мужу.

— Ты тёплый, я погреюсь…

— Вымокла? — спросил Сергей.

— Немножко…

А потом, с беспокойством:

— А в грозу не опасно под древом прятаться? Вдруг молния ударит?

— Опасно, — честно признался Сергей. — Но куда теперь бежать?

— Лучше уж вымокнуть… — с некоторым сомнением произнесла Катя.

Но, глянув на быстро наклоняющиеся к земле под водопадным потоком ветви, решила:

— Ладно, здесь уж… И почему ты в лес не побежал?

— Не люблю я его, — признался Сергей. — Мусор там под деревьями, нехорошо там… И чего у нас так грязь любят разводить?

Катя не ответила.

Наклонилась к Мите.

— Спит…

— Точно, — перешёл на шёпот Сергей.

Хотя понижать голос было излишне. Гроза бушевала так, что перекрыла бы и боевой слоновий крик вместе с рёвом иерихонских труб.

Впрочем, барабанные раскаты грома Митю нисколько не смущали. На руках у отца он спал с самым мирным сопением, изредка почёсывая краем правого сандалия левую ногу.

— Устал, — сказал Сергей. — С семи утра на ногах…

— Не вышло с лодками…

Катя улыбнулась виновато, словно нежданная гроза разразилась по какой-то её неведомой вине.

— Да гроза скоро пройдёт, — быстро зашептал Сергей. — Правда! Такие грозы долго не длятся. Минут…

Прикрыв глаза, сделал вид, что подсчитывает.

— …минут через десять пройдёт, или даже того раньше. Точно говорю!

— И что?

Нет, жену он не успокоил.

— Лодки будут мокрые…

— Газеты подстелим, — предложил Сергей.

Катя посмотрела на часы. Простенькие, «Чайка». Зато — свадебный подарок. Муж со стипендии…

— Тоже, придумал… Да и поздно, Серёжа. Поздно уже… Тебе на работу завтра.

Сергей, наклонив и слегка пригнув голову, попытался разглядеть сквозь светлеющую и разряжающуюся дождевую пелену край неба.

И почувствовал, как на макушку ему стали падать пробивающиеся сквозь намокший листьевый зонт капли.

По-черепашьи втянув голову, произнёс с некоторой грустью:

— Ладно, пойдём уж. Переждём и пойдём потихоньку. А вот кончится лето скоро, и закроется лодочная станция. Она, между прочим, до двадцатых чисел августа только…

Катя погладила его по плечу.

— Ничего, может, в следующие выходные. Или в следующем году. А потом Митька вырастет, а мы станем старенькие уже. Он нас катать будет.

— Дём? — в полусне спросил Митя.

— Скоро домой пойдём, — шёпотом пообещал Сергей.

Пёс открыл глаза.

Рывком встал с земли. Опустился на четвереньки. Понюхал глину, едва не приложив чёрный нос к кривобокой лесной кочке.

Распрямился. Медленно пропуская через ноздри, втянул воздух. Выдохнул.

Пахло пожаром, горьким углем, истерзанным деревом.

Иссушенной травой. И примешивался к этому странный, диссонирующий с гаревым фоном запах затхлой, застоявшейся, на гниющем сфагнуме настоянной болотной воды.

Пёс задрал голову к низкому, тёмной охрой крашеному небу.

И произнёс важно:

— У-у!

Никто не ответил ему. Буро-красное облако медленно проплыло над его головой. Вместо дождя из облака просыпалась мелкая терракотовая пыль.

— У-у! — повторил Пёс.

Уже с некоторой печалью.

Но потом отчего возвеселился и стал улыбаться, в щеристом оскале показывая острые, удивительно ровные, словно абразивным кругом по краям обточенные зубы.

— Я-а-у-ля! — объявил лесу Пёс.

Налетел ветер и лес вздрогнул. Лес уже видел псов. И видел их охоту.

— Я бегу, бегу! Ля-уля! Хай-скай! — завопил Пёс.

И побежал — через лес, через заплетённую прочными ветвями лесную чащобу, высокими прыжками перелетая через непролазные заросли, через овраги и глубокие трещины в серо-чёрной лесной земле.

— Я и есть, — подтвердил незнакомец. — Твой защитник. Позволь представиться: Гай Юлий Цезарь Август Германик, принцепс Сената, понтифик, трибун и консул. Ещё я отец Отечества, но это у уже в прошлом…

Парень вздохнул грустно.

— И отечества, говорят, давно уже нет.

— Длинное имя какое! — заметил Кузьма. — Я и не запомню… Можно короче?

— Можно, — согласился протектор.

И, поморщившись, с некоторой неохотой произнёс:

— Сапожок. Прозвище у меня такое.

Кузьма непочтительно хихикнул, поднеся ладонь ко рту.

— Правда, такое прозвище? Ну, насмешил, Гай Сапожок! А почему…

Снова, не сдержавшись, прыснул.

— А почему… такое?..

— Потому что моё детство прошло в военных лагерях, — скривив губы, пояснил протектор. — Солдаты носят сапоги, солдатские дети — сапожки… У меня были чудесные сапожки… Люди любили меня!