Евгений Кузьмин - Между

— Оружие нам дадут? — спросил покладистый Сергей.

— Нет, выдача оружия не предусмотрена. Ну ты сам подумай, чтобы убить зомби, следует ему отрезать голову. Подюжаешь? Накуролесишь, а мне потом отвечать.

— Ещё, о важном, граждане зомби, скучать мы вам не позволим. Вас привезли пока для декорации, работать пугалами. Но от безделья кони дохнут. Хотя вы и так уже не живые. Будете красить, убирать территорию в рабочее время, иногда родина прикажет вам выезжать на станцию, делать чёрную и опасную работу, которую людям не особо доверишь. Такие, вот, дела. Прохлаждаться можно только генералам. Шутка.

Я заметил, что Таню-активистку передёрнуло.

— А теперь о хорошем, граждане зомби. Жить будете здесь, прямо в этом здании. Главное, следите за чистотой и порядком. Я проверю. Главное, вы переходите на наше полное довольствие. А этот первый вечер ваш, походите, осмотритесь, попользуйтесь телеком. Такая, вот, х-ня, малята, — лейтенант засмеялся своей, как ему казалось, шутке. — Завтра подъём в шесть.

Умолкнув, Черненко развернулся и ушёл твёрдым шагом. А воздух заполнило жужжание, многоголосье. Все принялись обсуждать сложившееся положение. Плохим, в сущности, оно не было. Мы вполне устроены. Но было странно оказаться, по сути, в армии тогда, как туда не должны брать по состоянию здоровья. Разве бывает болезнь страшнее смерти? Мёртвые разве служат? Впрочем, конечно, служат, всегда служили, хотя и не давали своего на то согласия.

Помню только слова Тани-активистки, которые хоть и звучали дико, застряли в сознании: «Все зомби-зомби. Мы все братья и сёстры». Эта концепция не встретила широкого понимания. Напротив, многие были возмущены тем, что некоторые зомби не с нами, призывали на их головы страшные проклятия. Я, было, хотел заступиться за Таню, прикрываясь дикими-зомби: «Разве они виноваты, что стали такими?». Но в ответ посыпалось: «А кто им виноват?», «Они позорят всех зомби», «Из-за таких плохо относятся к нам всем». Таню обвинили в том, что у неё развилась зомбофобия, так как она заступается за тех, кто нас порочит своим образом жизни, что она пример довольно характерной для зомби самоненависти (о чём-то таком нам вещали в Киеве). Тогда я полагал, что заступаюсь за чужую честь, за слабого, помогая переносить обиды. Лишь потом я осознал, что у активистов обычно вместо сердца пламенный огонь, они не обижаются на несправедливости, огорчаясь лишь своему проигрышу, хотя по моему скромному разумению, сам по себе он относительный и лишён смысла, как и победа.

Первая неделя в Чернобыле прошла довольно спокойно. Нам устроили утренние занятия до обеда. Остальное время свободно. Лишь несколько раз нам поручали какие-то чёрные работы, которые отнимали не более часа после учёбы. Очевидно, командование желало нашей мягкой адаптации. Валера предположил, что это своего рода карантин. Начальство явно присматривалось к нам, желая понять, чего каждый из нас стоит, а заодно и проверить нашу лояльность… Не удержался. Я стараюсь избегать таких теорий. Даже если они и верны, они навязывают параноидальное и принципиально ложное восприятие действительности. Принявший такое утверждение, даже если оно и правильно, рискует ошибиться во множестве других вещей.

Некоторые уроки выглядели как форменное издевательство, надругательство над здравым смыслом, — наставления как напугать противника страшной рожей. А ещё «психология» — распознавание намерений по поведению, стилю одежды, манере говорить. Я полагаю, кофейная гуща даёт куда более точные результаты. Проговаривались и интересные вещи, хотя и малополезные. Нам рассказывали об устройстве атомных станций, о радиации. Но всё было столь абстрактно, что не представляю себе никакого практического применения этой информации в нашем случае.

И всё же, как это ни странно звучит, основным нашим развлечением было размышление. Не активный поиск заказной истины в библиотеках. Это можно назвать неким опытом самопознания, попыткой понять себя в совершенно новых, непривычных условиях. Конечно, трудно проникнуть в мозг каждого из нашей группы. Я говорю о своих интуитивных ощущениях. На практике же это самопознание выражалось в некоем снижении формальной активности. Больше бесцельных хождений, случайных разговоров.

Главное развлечение в зоне было простым, традиционным и происходило из глубины веков. Как говорится, веселие Чернобыля есть пити. Формально здесь действовал «сухой закон». Но проблема активно решалась. Контрабандными напитками торговали водители, коменданты общежитий, кастелянши. Упомянутый выше Володя на этом поприще весьма преуспел. Так или иначе, каждому здесь известны адреса, где можно купить вожделенные жидкости в любое время суток. Сами труженики мирного атома и самосёлы также активно участвовали в решении проблемы, производя самогон и брагу. Многие работники жили в частных домах, так называемых «фазендах», где в специальных помещениях устанавливались чугунные ванны, в которых бродили местные фрукты. Впрочем, всё это для неженок. Серьёзные люди разбавляли этиловый спирт, пили лекарства и парфюмерию. Достоин упоминания «Одеколонный переулок» в начале ул. Некрасова, о важности которого говорят пустые ёмкости в зарослях кустов и травы.