Евгений Кузьмин - Между

— О! Предавать! Выявлять предателей страны — это никакое не предательство. Это долг каждого честного гражданина. И не надо этих гнилых интеллигентских штучек про недоносительство. Врага следует уничтожать. Всегда и везде. Ну, не буду с вами спорить. Лишь знайте, для того, что вы называете предательством, вы ещё не доросли. Мы вам поручим нечто гораздо проще.

Я промолчал. Ужас совершенно сковал меня. А чекист продолжал:

— Мы не даём вам слишком уж важную миссию. У вас нет необходимых умений, навыков, образования. Вы действительно полагаете, что мы доверим вам серьёзное задание? Чекист как монах, у него нет семьи, нет близких. Он служит высшей, нечеловеческой или даже античеловеческой цели. Вам это понятно?

Чекист-«заклинатель» выдержал паузу, сумрачно оглядев нас, надулся как лягушка, желающая кого-то напугать, и продолжил:

— Вы, зомби, существа разумные. Понятное дело, вы знаете о Чернобыльской аварии?

— Я в школе написал реферат «Последствия катастрофы на ЧАЭС». Полагаю, мой текст и был самым страшным последствием, — вставил Дима, оправившись от стыда за внезапный возглас.

— Поумничаешь потом. Впрочем, и потом не надо. Проще будешь, лучше спишь. Слышали и ладно. Так вот, живых людей посылать в зону проблематично. Они там, конечно, работают, вахтовым способом, приезжают в зону на определённый срок, потом выезжают, снова возвращаются в зону. Атомщики, энергетики, силовики. Авария случилась лишь на четвёртом энергоблоке. Всю станцию остановить пока невозможно. Энергия точно нужна этой стране. Работа продолжается. Взят курс на замену живых людей трупами. Идея не новая. Но пока у нас мало таких, как вы. Наш проект по зомбификации всей страны был отвергнут правительством. Я с этим не согласен, замена живых людей нежитями — выгодное дело. Особенно для армии. Но что я могу? Я человек служилый.

На сердце у меня полегчало. Нормальная сложная работа. Героизм без убийств, краж, предательств:

— А в чём состоит наша задача?

— Это государственная тайна. Вы получите инструкции на месте.

Нас перевезли в Киев. Мне даже не позволили попрощаться с Просто-Марией. Секретность! Нас разместили в общежитии на ул. Ивана Кудри, в районе, который в то время киевляне называли «зажопьем», так как статуя Родины-матери повернута к нему задом. Потом этот район приобрёл популярность, недвижимость скупили состоятельные бизнесмены. Но это потом. В те годы богачи обитали на Липках. Другое дело «зажопье». Там уже жили зомби из разных регионов страны. Мы быстро перезнакомились и подружились. Общность судеб нас сблизила. Ведь именно «близкий» часто подразумевается словом «хороший».

Занятия оказались довольно интенсивными. Уроки начинались рано утром. Нам читали лекции и проводили семинары по технике безопасности в зоне, по работе с дозиметром и многие другие очень важные практические вещи. Учили даже оказывать первую медицинскую помощь, — в зоне до сих пор обитали люди, отказавшиеся от благ цивилизации. Такие вещи легко даются здоровому человеку, а болезни приходят внезапно…

Ещё нам проводили какие-то общеполитические лекции, но я их совершенно не запоминал и не усваивал. От пустословия клонило ко сну или к беспорядочному чтению под монотонные звуки, издаваемые преподавателем.

О задании нам так ничего и не рассказали. Я же принялся за «Античную эстетику» Лосева ввиду неясности ситуации. Снега Киева радовали, но я убеждал себя, что солнце Эллады мне ближе. Хотя для этого не было никаких оснований. А ещё нравилась плотность ссылок, обилие малоизвестных фактов, перемежавшихся с невероятнейшими фантазиями.

Ах, совсем забыл, нам, следуя новомодным педагогическим веяньям, читали и «психологию зомби». Большую часть студентов этот предмет раздражал. Довольно дико слушать обыкновенного человека, ничего не понимающего, не знающего ничего толком о нас, но рассказывающего при этом как, по его мнению, мы должны думать и поступать. Бывает ли что-то нелепее? Впрочем, одна его лекция мне показалась разумной. В ней было что-то похожее на правду. По крайней мере, она заставила меня задуматься. Я и раньше размышлял о том, что заставило меня согласиться на участие в миссии. Конечно, не страх. Ужас во время общения с чекистами был столь велик, что я положительно не мог за ним следовать. Он пробуждал желание противодействовать. Такой парадокс. Моё согласие противоречило этому направлению моих мыслей и чувств. И я решил, что главным для моего решения было банальное тщеславие. Вот крючок, на который меня поймали. Я не хотел быть заводским рабочим, не хотел жить в тени швабры Просто-Марии. Я всегда грезил о рискованных приключениях, о славе и успехе, пусть и ведущих к разрушению и гибели. Я часто представлял себя героически погибающим. И это казалось куда привлекательнее опостылевшей каждодневной рутины. Казалось. А потом пришёл психолог и одной лекцией внёс сумятицу. Он рассказал, что, как все знают, зомби уже не относятся к роду человеческому. Они — принципиально иной вид существ. Но вся их память, а значит, во многом базовые основы самосознания заставляют их рассматривать себя как обычных людей. При том, что «обычных людей», «нормальных людей» в принципе не существует. Каждый — личность и не похож на другого. Выходит, зомби пытаются выстраивать своё поведение, выбирая для подражания фантомы, свои фантазии о том, каким должен быть человек. Ещё раз, не как конкретная персона, а как несуществующие «все». Так зомби создают для себя некую «повесть о настоящем человеке» в качестве руководства к действию. Такое желание быть людьми в профессиональной литературе зовётся «Комплексом Пиноккио».