Андрей Газаев - Исход

Сполз с парапета на мягкий рубемаст крыши, позволил себе немного отдышаться. Все, больше нельзя, пора уходить. По короткой лестнице перебрался на крышу пристроенного дворца культуры. Еще раз внимательно осмотрел окрестности, радуясь новому ПНВ, и тут услышал приглушенные пистолетные хлопки. Выстрелы явно раздавались внутри здания мехмастерских, и судя по частоте, стреляли сразу двое. «Что они там, друг в дружку палят, что ли?» — подумал Дед и усмехнулся. А затем начал медленный спуск на землю по длинной пожарной лестнице.

Ровно десять дней понадобилось двум одиноким женщинам, двум подругам, чтобы пережить весь ужас потери своих детей. Точнее не пережить, ибо забыть такое невозможно, а просто хотя бы восстановиться до той степени, когда уже способен хоть как-то осмысленно действовать. Не сидеть, не скулить, а пока есть силы, бороться за своих детей. Пока есть надежда их вернуть, сдаваться нельзя.

Первой, из черного омута горя и депрессии медленно всплыла Лекса. В их дружеском тандеме она была старшей по возрасту. А значит, обладала большим житейским опытом и более стойким иммунитетом к стрессам. К тому же образ ее мыслей, помимо присущих женщинам качеств, имел еще и задатки мужской логики. Что в купе с творческой жилкой, составляло весьма интересный и редко встречающийся сплав.

Осунувшаяся и постаревшая, с темными кругами под глазами, она впервые за эти десять дней приготовила горячую еду. Навела хоть какой-то порядок в кухне и смежной комнате. От пуза накормила уже уставшую скулить от голода, собаку. Притащила из дровника две охапки поленьев и растопила баню. Затем пошла будить Вику.

К тому времени, когда удалось растормошить и кое-как привести в себя рыжеволосую подругу, баня уже, как говорится — «поспела». Не обращая внимания на вялые протесты, Лекса раздела и загнала Вику на деревянную полку. Затем долго и в молчаливом ожесточении хлестала и ее, и себя дубовым веником. Терла мочалкой, поливала горячей водой. А еще через полчаса они сидели на кухне и ели горячий суп, яичницу с луком и зеленью. И запивали все это крепким чаем. Жизнь потихонечку возвращалась в небольшой, но уютный дом, стоящий на окраине деревни.

Потом был телевизор и последняя сводка новостей на сегодня, восемнадцатое июня. Цифры потерь ужасали. По уточненным данным, безвозвратно потеряно более трех четвертей всего детского населения страны, а это более пятнадцати миллионов ребятишек. Эти слова телевизионного диктора вызвали слезы на лице Вики, а вот Лекса наоборот, подобралась, и скривившись, двумя руками изобразила неприличный жест.

— Вот вам, суки, а не безвозвратные потери, — зло выплюнула она. — Только и знают твари, как трясти щеками и делать несчастные рожи.

— Лекса, ты чего? — Вика утирала слезы рукавом банного халата.

— А ничего! Никто из этих толстомордых мужиков не знает, что значит быть матерью. Что значит ходить беременной, рожать, выкармливать, не спать ночами. Растить своего ребенка, а потом так страшно потерять. Им все это неведомо. И мне почему-то кажется, что нашим правителям и сейчас наплевать, и на нас, и на все, что происходит.

— Но, почему ты так думаешь?

— Да потому! Потому, что где сообщения, что такая-то или иная группы ученых работают над проблемой? Где данные о том, что все силы брошены на то, чтобы разгадать загадку феномена и вернуть наших детей? Где все это? Где?!

— Может кто-то все-таки работает, просто результатов нет?

— Ага, как же! Как бомбу атомную придумать или самолет для этой самой бомбы, так результат есть, а как детей спасти, так нету.

Вика долгим, внимательным взглядом посмотрела на старшую подругу.

— Я уже много лет знаю тебя, Лекса. И по твоим словам могу предположить, что ты что-то придумала. Так?

— Да, — Лекса коротко кивнула, с помощью пульта приглушая звук телевизора. — Я сегодня почти всю ночь не спала, все думала. И мне кажется, я догадалась, что происходит. И что надо делать.

— И что? Пойдешь с этим в сельсовет? Или сразу послание президенту пошлешь?

— Ага, пошлю! Однозначно пошлю! Как в той песне: «Ворону бог послал. Послал конкретно! Прям вместе с сыром, и с лисой, и с баснописцем!». Вот и я их всех пошлю. Адрес на заборах написан.

— Злобно ты их.

— А как иначе? Как ты думаешь, что эти козлы будут делать, если вдруг завтра все прекратиться? Дети перестанут пропадать, техника снова начнет работать.

— Ну не знаю, будем жить как-то. Как после Великой Отечественной Войны жили, и страну поднимали.