Гильермо Дель Торо - Форма воды

Поняв, что ей улыбаются, женщина мгновение колебалась, а затем улыбнулась в ответ. Как и все прочие, она оказалась сбита с толку беспричинной веселостью Элизы. Глянула той на руку, отмечая, что там кольца нет, но, что удивительно, продемонстрировала не гнев, но облегчение.

Улыбка стала менее официальной, более искренней.

У Элизы даже возникло ощущение, что, как бы она сама ни восхищалась этой красивой, ухоженной женщиной, та, в свою очередь, восхищается ей ничуть не меньше. Более того, ей показалось, что она может слышать мысль соседки по автобусу: «Делай то, что говорит тебе сердце, не обращай внимания на потери, следуй зову сердца».

И Элиза в конце концов творит нечто подобное.

Но здесь, на краю мира, где температура падает с каждой секундой, она понимает, что смущена мрачным выражением лица той женщины: если та, столь красивая и успешная, может быть несчастна, то какая надежда остается для нищей уборщицы ночной смены, для той, чья неспособность говорить отрезает ее от большинства людей?

Той, кто ухитрилась приволочь к себе в ванную уникальное существо?

Элиза открывает глаза, поворачивается на север и с удивлением видит, что день посерел и помрачнел. Доказательством служит отдаленное мерцание огней «Аркейд синема» – мистер Арзанян не включает их, если недостаточно темно и издержки не окупятся.

Желудок Элизы сжимается.

Она видит «Аркейд» отсюда, и это значит, что существо очень близко к реке. Соседство это расстраивает ее. Она хватает тележку и катит так быстро, как только может.

Она находит Джайлса спящим сидя на крышке унитаза, он слегка похрапывает, руки перепачканы угольным карандашом. Тихо, чтобы не разбудить его, она опускается на драный половик, складывает руки на краю ванны и опирается на них подбородком. Смотрит в глаза существа, такие яркие под водой, и слушает мягкое бульканье его дыхания.

Протягивает ладонь через прозрачную жидкость и касается его собственной ладони. Неожиданно он берет ее за руку, держит как мужчина женщину, ее пальцы – словно единственная тычинка огромного, покрытого росой, развернутого навстречу солнцу цветка.

Теперь она слушает собственное дыхание, но не слышит ничего.

Они двое всегда разговаривают с помощью рук, но сейчас это просто касание. Элиза представляет женщину в автобусе, прямую, строгую, как она сидит, стараясь ни к кому не прикоснуться.

Отсутствие страха может быть принято за счастье, но это не одно и то же.

Даже не близко.

Наблюдай мир в обратной перемотке.

Он быстрее, лишен души, словно нож прошелся по рыбьей чешуе, срезав все сверкание. Стоп. Радуйся, наблюдая мясистый шлепок растянувшейся магнитной ленты. Вперед. Бесконечные коридоры, все одинаковые, идентичные силуэты в белых халатах скользят будто тромбоциты.

Найди того, кто тебе нужен. Переключение. Переключение.

Рассекая ленту на секунды, половины секунд, четверти секунд. Люди уже не люди. Абстрактные очертания, которые ты изучаешь, точно анахорет, разбирающий Священное Писание.

Выпирающая форма в кармане ученого может оказаться секретом целой жизни.

Мутная улыбка на вмерзшем в кадр лице может таить за собой дьявольский череп. Шестнадцать камер. Бесконечное количество кадров. Стоп. Вперед. Переключение. Стоп. Этот коридор, другой.

Отсюда нет выхода. Все дороги ведут к нему в кабинет.

Не к истине. Не дальше.

Он в ловушке.

Глаза Стрикланда точно протухшие сосиски, что вот-вот лопнут и порвут оболочку. Он притащил с собой кучу зеленых леденцов из джунглей, а должен был – склянки с buchite. Пара капель, и он бы рассмотрел, что скрывают эти гребаные записи.

Час за часом он занимается этим.

Только час понадобился, чтобы установить консоль для просмотра!

Винтовка М1, «Кадиллак Девиль», панель ВТР – во всем этом одна начинка. Кладешь на предмет руки, делаешь его частью себя.

Он перестал ощущать кнопки и регуляторы еще в полдень, сейчас все выглядит так, словно он управляет лентами силой разума. «Это и есть главный секрет», – думает он. Позволить кадрам течь, как воде, погрузить в нее руки и поймать факт словно рыбину.

И вот оно. Что-то вроде того. Камера семь. Загрузочная эстакада.

Несколько секунд перед самым затемнением – неужели объектив съехал вверх? Пара столь важных дюймов?

Стрикланд переключается. Вперед-назад. Вперед-назад.

Он выбирается из кресла, выбирается в коридор, где освещение, он готов поклясться, стало ярче. Прикрывает глаза ладонью, и плевать, что парни из военной полиции решат – он свихнулся.