Гильермо Дель Торо - Форма воды

Красный телефон. Он не перестает звонить. Стрикланд не отвечает.

Он не может.

По крайней мере до тех пор, пока не ухватит ситуацию за короткий, покрытый чешуйками хвост.

Телефон будет звонить пять минут.

Пройдут тридцать минут, час, если ему повезет, и телефон зазвонит снова.

Стрикланд пытается сфокусироваться. Хоффстетлер. Этот красный троцкист.

Хоффстетлер смотрит на телефон так, словно никогда не встречался с красным цветом, словно не так окрашен флаг его родины. Стрикланд берет поданные ему бумаги. Этого достаточно, чтобы носитель белого халата вспотел.

Он всегда читал лишь первое предложение.

Не может чувствовать бумаги омертвевшими пальцами, и это его не волнует. Бумажки – для людей, а не для Джунглебога.

– Разве вы не должны ответить? – спрашивает Хоффстетлер. – Если я буду нужен…

– Ты никуда не уходишь, Боб.

Телефон продолжает трезвонить. Обезьяны присоединяются к какофонии. Выкрикивают инструкции. Стрикланд расправляет лист бумаги на столе и улыбается. Хоффстетлер отводит глаза, осматривается, мониторы привлекают его внимание.

Половина их работает, половина замерла на паузе со вчерашнего дня.

Стрикланд ощущает себя так же, наполовину живым, наполовину омертвевшим, отчаявшимся найти Deus Brânquia даже в том случае, если его вены сплетутся с толстыми венами лиан.

– Как идет расследование? – спрашивает Хоффстетлер.

– Хорошо. Очень хорошо. У нас есть след. Очень многообещающий след.

– Ну, это… – ученый поправляет очки. – Это прекрасно.

– Ты не болен, Боб? Ты выглядишь немного серым.

– Нет, совсем нет. Это все серая погода, должно быть.

– Правда? Я думал, что тому, кто прибыл из России, такая погода должна казаться привычной.

Телефон продолжает звонить. Обезьяны продолжают орать.

– Я не знаю. Я не был там с детства.

– Откуда ты прибыл к нам?

– Висконсин.

– А до этого?

– Бостон. Гарвард.

– А еще раньше?

– Вы уверены, что не должны взять тру…

– Итака, не так ли? И университет Дарема. У меня хорошая память, Боб.

– Да, все верно.

– Впечатляюще. Вот что я хотел сказать, – Стрикланд на миг замолкает, хмурится. – Другая вещь, которую я о тебе помню, это то, что ты у нас пожизненный профессор. Людям приходится поработать, чтобы получить такое, не так ли?

– Я предполагаю, что да.

– И ты отказался от всего этого ради нас.

– Да, так я и поступил.

– Знаменательно, Боб. Заставляет человека моей позиции ощущать себя хорошо, – Стрикланд сжимает бумажку, за которую держится, та хрустит, и Хоффстетлер подпрыгивает на стуле. – И как мне кажется, именно это меня сильно удивило, – говорит Стрикланд. – Отринуть подобные достижения ради того, чтобы присоединиться к нашему маленькому проекту. И теперь ты уходишь?

Красный телефон перестает надрываться, но звонок в аппарате не утихает добрых двенадцать секунд. Стрикланд считает про себя, наблюдая в то же время за поведением Хоффстетлера.

Ученый выглядит больным. Но это можно сказать обо всех в «Оккаме».

Нужны лучшие доказательства.

Если Стрикланд попробует навесить такое серьезное дерьмо на ведущего исследователя и ошибется, то красный телефон зазвонит снова, и уже намного громче.

Он старается дышать через нос, чувствует опаляющий жар джунглей.

С новой энергией изучает глаза Хоффстетлера: уклончивые, но они всегда были такие; блестят, словно покрытые потом, но половина из этих яйцеголовых падает в обморок при виде солдата военной полиции.

– Я хочу вернуться к моим исследованиям.

– Да? Какого рода?

– Я еще не решил. Всегда есть то, чем можно заняться. Таксономическое дерево. Многоклеточность. И я не верю, что когда-либо устану от астробилогии или она от меня.

– Длинные слова, Боб. Эй, как насчет того, чтобы ты поучил меня малость? Последний термин. Астро… чтозахрень?

– Ну… что бы вы хотели знать?

– Ты – профессор. Первая лекция, они все смотрят на тебя. Что ты им скажешь?

– Я… обычно я учу их песне. Если вы хотите знать правду.

– Конечно, хочу. Очень хочу знать правду. Никогда не думал, что ты певец, Боб.

– Это просто… ну… детская песенка…

– Если ты думаешь, что я позволю тебе выйти отсюда без этой песенки, то ты свихнулся.

Теперь Хоффстетлер потеет по-настоящему, а Стрикланд улыбается по-настоящему. Он кладет ладонь на рот, чтобы убедиться, что безумные обезьяньи вопли не начинают рвать его собственное горло.

Ученый пытается рассмеяться, сделать вид, что это шутка, но Стрикланд не отводит взгляда.