Cи Джойнер - Немо восставший

Он вел Немо вдоль конвейерной линии сборки фантастических морских существ. Здесь были выложены механические глаза, стальные когти, латунные зубы и искусственные органы монстров. Здесь были представлены морские пауки, рядом с которыми отдельно лежали хорошо видные мешки с кислотой, готовые к установке внутри механизмов, и нечто похожее на гигантских ос, жала которых были наполнены ядовитой жидкостью.

Над бочками китового жира висел гигантский скат-манта – морской дьявол. Его ремонтировали, половина его кожи была оторвана, а под ней был виден обнаженный скелет из сплавленного металла и приваренных к нему прочих механических частей. В центре конвейера располагался огромный люк, открывавшийся вниз, для запуска летающих существ.

«Кислота в их жалах способна прожечь корпус любого корабля. От скоординированной атаки моих творений защититься невозможно».

Немо сказал: «И каждое из них – извращение природы».

«Почему вы создали Наутилус именно таким? Его конструкция, вами созданная, должна была служить устрашению ваших врагов – не в меньшей степени, чем и топить их. Сколько газет наклеили на вас ярлык монстра? Почему же не сделать их вполне реальными, воплотив наяву их самые худшие кошмары, идиотские утверждения редакционных передовиц и их ужасные картинки?»

Немо спросил: «Вдохновение, благодаря которому вы создали кальмара, который чуть не уничтожил мой корабль?»

Робур ответил: «Он был поврежден, такого не должно было произойти, но вы же уцелели. Никто другой не смог бы выжить в его лапах. Какой будет реакция правительств, когда их атакуют мои механические машины? Хаос, который я смогу контролировать. Они не смогут позволить себе поверить в то, что увиденное ими – правда, и они не будут знать, что им делать и как реагировать, кроме как запаниковать, а затем обвинить в этих зверствах Соединенные Штаты, так как ни один из их кораблей при этом не пострадал».

«О чем вы и позаботитесь».

Робур сказал: «С моим влиянием мне очень легко манипулировать; и оно же помогло мне освободить вас из тюрьмы Либби».

Он открыл люк прямо над кораблями разных стран: «Лидеры мира, которых ожидает смерть с небес».

«Которую мы им обеспечим», сказал Немо.

«Ради всеобщего блага. Ведь это те самые люди, которые радостно улюлюкали, когда вас приговорили к повешению; так кем лучше пожертвовать?»

Немо подошел к разобранным на части Морским паукам: «Неужели все то, что вы сделали, и все ваши мотивы и причины, стоящие за этим, связаны со мной?»

Робур сказал: «“Я поставлю этих деспотов на колени, и только тогда у нас будет совершенный справедливый мир”. Это ваши слова из письма, которое вы написали мне в мой офис во время Гражданской войны. И теперь у вас есть шанс».

Немо обошел освещенные изображения и запер дверь.

Робур сказал: «Я предлагаю вам половину планеты. Берите ее».

«Море не ваше, чтобы вы могли мне его предлагать. Меня не интересует завоевание мира, я лишь хочу жить в гармонии с ним, стать его частью, показывая другим путь, если они откроют глаза и взглянут на мир просвещенно».

Робур сказал: «Вы сентиментальный романтик. У вас целый мемориал, в котором вы храните вещи и предметы в память о вашей команде, и я знал, что смогу им воспользоваться, чтобы вы шли по моим картам. И этот операционный стол, на котором умер ваш сын, когда вы пытались его спасти. По всему Наутилусу обнаруживаются следы гения, который не сможет отступиться от своего прошлого. А это якорь на цепи».

«Такой же, как ваша дочь?»

Робур ответил: «Вполне возможно, что в этом смысле мы схожи, но если вы решите присоединиться ко мне, вам придется определиться».

Немо схватил одну из бутылок с кислотой и разбил ее о дверь. Вещество в ней закипело пузырями, перекрыв выход. «Нельзя построить Утопию на горе трупов. Я ненавижу войны независимо от того, кто на них зарабатывает».

Робур сказал: "О-о, великий лицемер. Значит, ты собираешься доказать свою правоту, убив меня?»

* * *

Грант держал перед глазами графин бурбона, любуясь светом, струившимся сквозь виски, и ждал, когда откроется дверь. Вошел лейтенант с улыбкой чеширского кота. Он не заметил, как скользнула бумажная дверь, и внутрь сквозь нее тихо проскользнул лейтенант.

«Думаете, пьете, возможно, в последний раз, генерал?»

Грант не обернулся, по ноге его пробежала судорога. «Я думаю о том, что никогда не бросал ни одного раненого солдата, до самого последнего часа».

«Никогда?»