Нил Стивенсон - Интерфейс

– ... бывало, уходил в поля с отцом – у обоих по дробовику подмышкой – чтобы поискать фазанов, объедающих наше зерно. Наш ретривер – Любимчик – сопровождал нас, но часто держался на расстоянии, потому что знал, что от выстрелов болят уши.

Тут Коззано замолчал, чтобы дать аудитории отсмеяться. Ничего смешного он, в общем, не сказал, но интонации его намекали на шутку, и их вполне хватило.

Вишняк пинком распахнул дверь кабинет и увидел стол, а также локти и колени спрятавшегося за ним мужчины в костюме. Он мысленно реконструировал приблизительную форму и расположение хозяина коленей и локтей и высадил несколько пуль в общем направлении его жизненно важных органов. Проследив, чтобы на полу образовалась кровавая лужа соответствующего размера, он покинул кабинет, оставив дверь открытой, чтобы не забыть, что тут уже побывал.

– Это все-таки немного чересчур, вы не думаете? – сказал мистер Сальвадор. – Мне следует поговорить с доктором Шрамом. Слишком много реальных дел, чтобы заниматься всякими глупостями.

– Очень много пальбы, – несколько нервозно согласился Грин.

На центральном телеэкране Коззано продолжал:

– В один из первых таких походов, как только Любимчик поднял фазана, я сразу навел на него ствол, натренировавшись на глиняных голубях. Но внезапно ствол взлетел вверх и я сдержался, не выстрелил. Это был отец – он схватил дробовик и направил его вверх; рука у меня болела и я был очень раздосадован. Вместо объяснения отец указал на соседский дом, который был прямо на линии моего выстрела – почти в миле от нас! Я запротестовал – никоим образом дробь не могла улететь так далеко. Береженого бог бережет, сказал он.

Вишняк вошел в следующую комнату. Здесь он обнаружил полдюжину телеэкранов и столько же компьютерных мониторов. Один из мониторов был выключен, остальные пять горели ярко-красным. Он перестрелял их все. В магазине оставалось мало патроном, и раз уж его тут никто не беспокоил, он выщелкнул его, сунул в карман, и вставил на его место полный. Голос Коззано продолжал звучать из часов.

– Когда я впервые узнал, что в Вашингтоне есть люди, которые хотят лишить нас наших ружей, я был больше изумлен, нежели оскорблен. Сама идея казалась нелепой. Мой отец – и все другие владельцы оружия, известные мне – практиковали безопасную стрельбу и прилагали все усилия, чтобы передать эти навыки своим детям. Мысль о том, что кто-то из Вашингтона может явиться в Тасколу, Иллинойс, и отобрать у нас ружья, потому что мы, по его мнению, их недостойны, привела меня в полное замешательство. И я по-прежнему его ощущаю.

Публика захохотала; хохот перешел в одобрительные крики.

– Что-то там определенно происходит, – сказал Аарон Грин. – Лучше я запру дверь.

– Хорошая идея, – сказал мистер Сальвадор, поднимая трубку. – Не работает. Телефон не работает.

Аарон был почти у двери, когда она распахнулась. В дверном проеме стоял человек с пистолетом, глядя Аарону прямо в глаза.

Затем его внимание привлекли мониторы, покрывавшие все стены в комнате, и стойки с компьютерными системами. Челюсть у него отвалилась. Пока он таращился, Грин успел узнать его: это был коротко подстриженный Флойд Уэйн Вишняк.

Взгляд Вишняка наконец вернулся к Аарону. И сразу стало ясно, что присутствие Аарона Грина здесь, в этой комнате, стало последним фрагментом паззла, который Вишняк мысленно собирал.

– Это оно, – произнес Вишняк слишком громко, как глухой. – Это же оно?

Не стоит спорить с вооруженным человеком.

– Да, – ответил Грин. – Это оно.

Он повернулся к мистеру Сальвадору, ища поддержки.

– Это же оно?

– Да, это оно, – сказал мистер Сальвадор, проворно выбираясь из кресла и складывая руки перед грудью ладонями вместе, как будто собрался то ли скорбеть, то ли молиться. У него хватило присутствия духа взглянуть на монитор Вишняка – монитор побледнел и обесцветился.

И тут же вспыхнул ярко-зеленым.

– Ты тут Самый Главный! – сказал Вишняк. Он шагнул вперед, отпихнув Аарона, навел пистолет на мистера Сальвадор и принялся жать на спусковой крючок. Пистолет засверкал, как стробоскоп. Мистер Сальвадор пятился через комнату, безвольно свесив руки вдоль тела, пока не навалился спиной на оконное стекло.

Однако никакого стекла уже не было; его давно вынесло из рамы, остался только закрытый венецианский ставень – весь в дырах, он хлопал на ветру, впуская в комнату теплое вирджинское солнце. Мистер Сальвадор вдруг исчез.