— Если я выполняю это, то получаю дополнительное питание. Ничего так стимул?
Рука все еще болела. Гейб прижимал ее к боку, молчал и ждал со страхом.
— В общем — последнему говнюку, которого ко мне привели, я сломал нос — и мне понравилось. Что ты об этом думаешь?
— Не очень много. — Гейб с трудом сглотнул. — Так вот почему ты здесь — потому что бьешь людей?
В этот раз смех звучал почти нормально.
— Не все отделываются так легко. Я кого-то убил. В самом деле, я убил много людей.
— Почему?
— Потому что это моя работа. Это станет и твоей работой, мой вежливый маленький убийца.
— Т… ты лжешь!
— Эта мысль пугает тебя? А что ты думаешь, они собираются делать с тобой? Готовят тебя к проектированию электростанций? Будешь печатать тексты, и подавать свет?
— Я не буду убивать для них.
— О-о, я думаю, что решать будут они. Все права в их руках.
— Это не права, это тирания. И мы не будем убивать для них!
— Мы?
Гейб закусил губу и ничего не сказал.
— «Мальчик-проныра жаждал научиться убивать — поклялся он, что вернется сюда и убьет меня». Кто это мы, а, Ангел Габриэль?
Гейб не ответил. Сердце колотилось, он ждал, слушая, как его сокамерник мечется туда и сюда. И, наконец:
— Они пришли проверить, жив ли ты еще. Поплачь, чтобы они услышали. Возможно, так я всё равно получу дополнительное питание.
Теперь и Гейб услышал быстро приближающиеся шаги. Он отошел от двери. Дверь открылась; его схватили за больную руку, и он вскрикнул. Действительно ли он услышал смешок из угла? Затем Гейб оказался в зале в окружении Макса, Сеттера и двух охранников. Сеттер пристально смотрел на него. Пытаясь показать, что ему больно, Гейб шмыгнул носом, преувеличенно осторожно поддерживая свою руку.
— Готов к сотрудничеству?
— Да, сэр. — Гейб опустил глаза, боясь, что Сеттер увидит в них правду. Последовала действующая на нервы пауза.
— Пфе. Уводите мальчишку. Его ждут в операционной.
Дункан смотрел на кровать и боролся со своими чувствами. Он привык к мысли, что Митос умер, к знанию, что тот, как и многие из его друзей, ушел навсегда.
— Ты уверен, что это он? — потребовал ответа Фил. Дункан глупо улыбнулся.
— Да, это Митос, все в порядке.
— Может быть, это другой Бессмертный, с пластической хирургией?
— Он ощущается, как Митос. Мы не можем скрывать это друг от друга.
Ресницы Митоса дрогнули, глаза открылись. Какое-то мгновение он смотрел на Дункана, не узнавая его, затем медленная, ленивая, знакомая улыбка озарила его лицо.
— Маклауд, — выдохнул он. — Я либо на небесах, либо еще жив.
— Ты все еще жив.
— Я не думаю, что хочу на небеса. — Митос попытался сесть и обнаружил фиксаторы. Его улыбка сделалась кривой. — Разве я опасен?
Маклауд откинул голову назад и громко рассмеялся. Забыв о всех тревогах, он отстегнул ремни и помог Митосу сесть на край кровати. Комната тут же наполнилась охранниками и санитарами. Дункан заметил невольную дрожь Митоса, когда те окружили его.
— Оставьте его в покое! — взревел Маклауд, и все неуверенно отступили.
— Что случилось? — спросил, наконец, Старейший. — Последнее, что я запомнил — появление что-то около миллиарда солдат. Я думал, что умер.
— Так и было, — честно ответил Дункан. — Сожалею об этом. Твоя подруга — Охотник оказалась быстрее, чем мы думали.
— Ах. — Митос скривился и потер затылок своей длинной тонкой рукой. — И где же моя дорогая Гита?
— В охраняемой палате прямо по коридору. — Горец открыл ящик в прикроватной тумбочке и вытащил склянку. Он протянул ее своему приятелю, который растерянно глядел на бисерные нити, плавающие в физрастворе.
— Хирурги вынули это из тебя два часа назад.
Митос смотрел, ничего не отвечая. Потом его затрясло. Маклауд чуть не уронил склянку, торопясь помешать Митосу сползти с кровати. Старейший Бессмертный оттолкнул его, глубоко вздохнул и ухитрился ухмыльнуться, почти как раньше.
— Они ничего не поместили взамен, а?
— Нет.
— Ты уверен?
— Я наблюдал. Боже, Митос, как приятно тебя видеть!
Митос поднялся на ноги, все еще немного шатаясь, и сделал несколько шагов в сторону окна.
— Не обращай внимания на мою эмоциональность, Мак. Анестезия приводит к расстройству желудка.
— Ты, как всегда, очень любезен. Но это не важно. Знаешь, одним из худших моментов моей жизни был просмотр записи твоей казни.
— Меня показывали по телевизору? — Митос наконец добрался до окна. — Рейтинги были хорошие?
Читать дальше