Клод Лалюмьер - Витпанк

Горящая сигарета упала на пол и продолжала дымиться там; Капуцина безуспешно вытягивала свои скованные руки, пытаясь до нее дотянуться. Лесоруб поднял ее и снова поднес к губам девочки. Капуцина сделала еще одну затяжку. На этот раз она не раскашлялась. Она ощутила, как ее разум несколько прояснился, и струйка новой энергии влилась в ее сосуды.

— Как… — начала она. Лесоруб угадал вопрос, который она хотела задать.

— Мы не можем вытащить тебя из тюрьмы, — объяснил он. — В любом случае, ты не в том состоянии, чтобы совершить побег. Ястребы набросятся на нас в мгновение ока.

— Да, понимаю… — произнесла Капуцина, хотя на самом деле ничего не понимала. Человек продолжал:

— Но Лесорубы не могут рисковать, что ты заговоришь. Они могут рискнуть, послав меня, потому что я ничего не знаю. Я только один раз виделся с Мэрин — за пределами Кольца, в палатках жестянщиков и старьевщиков.

— Я не понимаю, — проговорила девочка, закрывая глаза.

— Я пришел, чтобы прекратить твои мучения, — сказал он. — Я сделаю так, что тебе больше не будет больно.

— Это было бы очень хорошо, — медленно проговорила она, все еще в замешательстве. — Так ты, значит, доктор?

Он не ответил. В неверном сумраке камеры девочка увидела, как левая рука Лесоруба скользнула за его широкую спину. Когда она вновь появилась, она больше не была пустой. Капуцина наконец поняла, что он имел в виду.

— Какой у тебя большой пистолет… — прошептала она. Ее голос прерывался, поскольку не было никаких сомнений, что этот человек был послан Мэрин — Мэрин, которая была единственной, кто знал про сигареты, Мэрин, которая любила ее, чей посланник спас бы ее, если бы спасение было возможно. Девочка хотела крикнуть, позвать Мэрин, но у нее не оказалось голоса, легкие казались полными крови и невыкачанных экскрементов, для нее не осталось больше воздуха, и теперь меньше чем через секунду…

Лесоруб солгал ей. Ибо до тех пор, пока внутри ее черепа оставался мозг, ощущавший вещи, он терзался страхом столь сильным, что это последнее страдание было за пределами возможного постижения. А когда разбрызганные клочки этого мозга осели внутри ее пробитого черепа, и не осталось больше никого, кто мог бы ощущать что-либо вообще, — как можно было говорить о том, что она почувствовала прекращение боли?

Процедуру необходимо было провести тихо, поэтому на оружии был глушитель, почти удваивавший длину ствола. Он действительно заглушил звук выстрела, но пуля, вылетев с задней стороны черепа девочки, отрикошетила от бетонной стены с громким щелчком.

Когда Лесоруб, перезарядив пистолет и держа его наготове, открывал дверь камеры IB-4, он мог надеяться лишь на то, что непредвиденный шум остался незамеченным даже для чувствительных ушей Волков и Лисиц — иначе он, в свою очередь, был обречен. Вышло так, что щелчка пули действительно никто не заметил: его притушила толстая дверь камеры и заглушил постоянный шум, стоявший в подземельях. Таким образом Лесоруб смог выбраться из тюремного блока, выйти из Тиргартена и вернуться обратно к своим, чтобы доложить об успехе миссии.

Кто-то может сказать, что его успешный побег был просто удачей; но мы, рассказывающие эту историю, и вы, слушающие ее, знаем, что это не так. Это была рука судьбы — что, как встарь, принялась сплетать свои чудеса, помогая нам сделать первые шаги на пути к окончательному освобождению.

Вот почему мы празднуем сейчас память Капуцины, вот почему мы взрываем ее изображения из прессованной взрывчатки в день ее памяти (бывший день Святой Варвары), слыша в многократных раскатах этих взрывов эхо той первой трещины в тирании Садовников. Ибо хотя история о Капуцине и Волке может показаться невыносимо печальной, на самом деле она полна святой радости. Эта маленькая девочка не сошла со своего пути; она не поддалась соблазну лесной зелени; ее не покорили Волки, которых она так боялась. Она до самого конца осталась непобежденной и приняла благородную смерть, став мученицей нашего дела.

Так пусть же ее пример неизменно вдохновляет нас в нашей борьбе! Своей жертвой она сделала возможным все. Придет день, когда мы изгоним Садовников и отнимем у них свою родину. Придет день, когда мы вырвем с корнем деревья по всему Городу, выскребем вторгшуюся в него землю, опрыскаем отравой кусты и дотла выжжем цветы. Придет день, когда мы снова будем ходить лишь по голому камню, асфальту и бетону!

И будем жить долго и счастливо.