Юлия Лунг - Сказки о троих

— Я могу все.

Опять…

— Тебе мало развлечений? Тебе доставляет удовольствие ломать людей, да? Она была Вольной… Гордой, в чем-то жестокой; но Вольной!.. А сейчас… Она не проживет долго…

Он молчал. Лишь кивнул: «Продолжай…»

— Она была бойцом… менестрелем… Она стремилась к знаниям, черт возьми, а теперь она остановлена, понимаешь?! Каждый из наших перегрызет глотку любому за нее…

— И мне?

Я не ответил. Незачем.

— Послушай, я никогда, никого, ни о чем не просил… Но я умоляю тебя — отпусти ее. Ей нельзя в неволе.

— Отпусти… — он проговорил это слово медленно, словно смакуя, — Отпусти… И куда?

— На волю, — обреченно ответил я.

— И что ей — на твоей излюбленной воле? — он жестом остановил меня, когда я вновь попытался заговорить, — Счастье свободы?.. Бродячая жизнь, зачастую без крыши над головой и куска хлеба? Болезни, которые запускаются по незнанию, или отсутствию денег?.. Аки «дамоклов меч» гибель от «несчастного случая», а проще говоря, по собственному идиотизму?.. Жизнь, равномерно поделенная между драками, попойками и отходняками от вышеупомянутых двух пунктов? Перспектива увечий, или, в лучшем случае, ранней смерти? Ты думаешь, ей это нужно? Или все- таки лучше то, что дал ей я, а, парень? Дом. Безбедная жизнь, без извечных у вас проблем «кому я еще не должен?». ей не надо ни о чем заботиться. Ей ничто не грозит: ни «несчастный случай», ни болезни, ни безденежье… Ты хочешь ей добра? Тогда почему ты решил у нее отнять право спокойной жизни? Право стабильности? Неужели она мало мучилась?..

— Она мучается сейчас!..

Я почти кричал… Нет смысла… Надо повернуться и уходить… Каждому — свое… «…Что тишь да гладь нужна одним — другим нужна война…» Я ничего не смогу изменить…

Улыбка исчезла с его лица и он лишь молча наблюдал за мной. Я поднялся.

— Сядь.

Да, властности ему не занимать…

— Мы тут наговорили с тобой много умных, красивых и, вероятно, правильных слов. И, возможно, твои эмоциональные аргументы, в чем-то и убедили бы меня, но… Я не сказал тебе главного, парень. Я не могу ее отпустить.

— Почему? — тупо спросил я.

— Понимаешь ли… Ее нет.

Слова, словно гранитные глыбы, обрушились на меня. Нет… Ее нет… Почему?.. За что?!. Кто сделал это?.. Она должна была жить!

Он без интереса созерцал мою, по-видимому, перекошенную физиономию.

— Экий вы, право, нервный… Не агонизируй… Жива она… Все в порядке…

— Ты же сказал…

— Ты утомил меня. Смотри и уходи. Ищи свою… свободную…

…На стол шлепнулся паспорт открытый на странице «Семейное положение», украшенной штампом «Разведен».

«…Чертов наркоз действует исключительно медленно… Ну что поделать — тело уже привыкло, тело уже не понимает малокубичных доз, чтоб его… Боги мои, какя же это по счету операция?.. Дцатая?.. Все режут и режут, сил моих больше нет… Устала я… Не хочу…

…А Хелен, наверное, места себе не находит… Дергает ее от моего подыхания, систематического, аки у того окуня… Боится смерти, боится боли… Боги, ну что вы с ней сделали?!.

(Вторая инъекция… Анестезиолого сочувственно смотрит на меня…)

…Хелен, ну почему все так глупо? Кто же тебя так? За что?.. Почему я, простая смертная, могла узнать то, чего не получишь ты… Как решились они превратить в схематично-смазливую мордашку твой темный образ? Вспомни, подруга, вспомни, Богиня!..

Белый мраморный лик, втиснутый в рамку алых кудрей, переплетенный с черными гибкими телами царственных змей, левый глаз черен и раскос, играют отблески внутреннего пламени на гранях неправильной формы кристалла, что навеки врезан в правую глазницу… Жуткий шрам рта, растянутый во всепонимающей ухмылке… Тонкие, кажущиеся прозрачными, руки, привыкшие принимать в дар или выдирать с кровавыми клочьями то, что люди когда-то называли забавным словом „жизнь“… Богиня, Смертушка моя, ну почему?!.

(Они меня что, ушатать собрались? Третья доза… Потолок операционной выгибается, будто потягивающийся котенок… Сколько у меня еще времени?)

…Хелен, подружка, я ведь даже не знаю, как вернуть тебе память, не то что былую ипостась… И Хелег не знает… Но я все еще по-дурацки надеюсь, что однажды, когда мое израненное тело вытянется на очередном операционном столе, открыв глаза, я увижу не опостылевшие морды хирургов, а твой ослепительный образ. И тогда…

(Ну наконец-то… Привет, отключка…)