Татьяна Мудрая - Девятое имя Кардинены

Повернулась на каблуках и ушла.

Летели золотые годы, без войн, без бурь, — тихо шелестя, точно опавшая листва на путях времени. «Одуванчик молодой постарел и стал седой, а как только поседел — вместе с ветром улетел», — напевал про себя Дэйн Антис детские стихи, лежа в палатке посреди дремучей хвойной пармы. Виделись ему светлые, в цветах, эдинские рощи и эркские ягодные перелески, и спал он, ничего не боясь, хотя из оружия бы у него только тесак — прорубать в кустах дорогу. В своем Доме легены все чаще сдвигали вместе столики кобальтовой комнаты, приходя к Тергате побеседовать и отвлечься от дел службы — так сызнова слагался ее кружок, только никогда прежде не был он так блистателен.

И в обширной полупустой усадьбе Ано-А бродили по дому и парку, взявшись за руки, двое сирот — белокурая девочка и смуглый мальчуган, в каштановых волосах которого уже светилась ранняя фамильная седина.

Карен знал все ее имена и видел почти все лики. Юная варварка, упоенная первыми победами своего ума и оружия, но для него самого — лишь на диво прекрасное животное. Ученая и сановная дама. Вечная женственность, несущая себя как драгоценную чашу. Маска, окаменевшая в запредельном горе. Сухая, как богомол, уничтожающе веселая старуха. И всегда была в ней некая светоносность, как бы разлитая по поверхности, — летучий огонь.

А теперь свет ушел внутрь, и несла его в себе. Внешне она не сильно изменилась со времени Киншем — фигура так и осталась поджарой, в жестах появилось вкрадчивое, истинно тюркское изящество, в мимике и интонациях негромкого голоса — аристократизм. Седые легкие кудри только молодили ее. И было присуще ей удивительное — при внешней сдержанности — чувство внутренней свободы, какого Карен не замечал в ней раньше. Настолько она ему нравилась, что как-то неожиданно для себя предложил ей:

— Давай поженимся. Одной веры, в одном затворе живем.

— Разве что промежуточным браком. Вон Абдалла-кахан меня вгорячах отпустил, а теперь назад зовет.

— Мечта жизни — быть четвертой у своего степного князька.

Она помолчала, темно глядя ему в глаза. Когда он их отвел, сказала тихо, будто не ему вовсе:

— Никому из вас и в голову не приходит, что вы меня обездолили. Любовников у меня была тьма, любимый — один. И муж один. Я ведь по сю пору вспоминаю, как он меня стеной обносил ото всех земных бед, ради этого и отрекся от меня в ту последнюю ночку… ну, когда легены по мою душу в Эро прислали.

Да, не стоило все же будить спящих собак, не стоило!

И еще раз он сорвался. Стал приставать насчет Цехийи:

— О дочке каждую неделю справки наводишь. Подарки делаешь от третьих лиц. Почему бы тебе не взять ее в Дом?

— Здесь ей вредно находиться. Девчонка без большого разума и с неразвитой волей — а кем она здесь станет? Принцессой? Жизнь ей поломаем. У них там свои знакомства, свои игры, даже влюбленность полудетская — тесный мирок, в котором ей вольготно.

— Так хоть покажись ей.

— Она помнит красивую маму — золотые волосы, белое лицо. А у меня теперь всё наоборот: загорелая кожа и белые космы. Стоит ли подсовывать ребенку негатив вместо позитива?

— Глупая шутка. Осиротила девчонку… Мы ведь своих детей посещаем.

— Так вы, верно, никого не губили и не предавали?

Карен остолбенел.

— Мне покойный Шегельд о том говаривал. Если никто не осмеливается отлучить ее от меня, как принято по нашему закону, приходится совершать самой.

А третий судьбоносный разговор был уже под самый конец их знакомства. Карен тогда принес ей не гибкий диск, а обыкновенную папку с завязками:

— Вот «заграничники» наши тоже хотят иметь представителя среди легенов. Предлагают молодого домана из среднего звена, вопреки устоявшейся традиции. Собственно, он засиделся на своем месте в Братстве оттого лишь, что не командир. А так этот Даниил во рву львином — фактически мировая величина всех природоведческих наук. Много публикуется, сделал себе имя на исследовании флоры и фауны заповедников и глухих мест земного шара. Как они выражаются в письме, «экологически бесстрашен» и идет на врагов природы, вооруженный лишь словом. Душевно стоек и физически абсолютно незащищен. К тому же находится в самом опасном для таких людей возрасте — тридцать три года.

— По легенде — конец земной жизни Христа. Он женат?

— Представь себе — нет. Образ жизни не способствует.

— Хм. Что же, он появился вовремя. Смотрите его в легены. Года через два кольцо Шегельда будет ему не в тягость — ему, девятому из нас. А я тогда стану десятой.