Татьяна Мудрая - Паладины госпожи Франки

— Прехорошенькая, как я погляжу. Ты каких кровей?

Говоря это, сэр Джейкоб сошел с коня и степенно двинулся к ним. Уныл, костляв и черен: натуральная обугленная коряга, — подумал Яхья с неприязнью.

— Я тоже еврейка. Знаете, из таких белокурых, синеглазых и с румянцем во всю щеку, — бойко проговорила Франка.

— Хотел бы я тогда переведаться с твоим папочкой! — ехидно заметил молодой.

— Сэр Эйт, из того, что это племя считает своими всех отпрысков по женской линии, еще ничего не следует, — миролюбиво сказал старший. — И как, многие к тебе липнут, белявка?

— Не так чтобы слишком, почтенный сэр. Я обычно говорю им, что моя любовь обойдется им дороже, чем они хотят.

— Похоже, они так понимают, что у тебя люэс, и с тем отваливают, — блондин громко хихикнул и подобрал повод, так как конь, прядая ушами, затанцевал на месте.

— Но я думаю, это не так, девочка? — задумчиво сказал темноволосый. — Вы бы не осмелились принести сюда с собой французскую болячку, за это у нас плетьми бьют, если не что похуже.

— Не так, конечно, — Франка, говоря это, искоса наблюдала за Ноэминью, которая робко подвинулась к сэру Джейкобу, снизу вверх заглядывая ему в глаза и полуукрадкой поглаживая пояс и оторочку его одежды.

— А тогда что же?

— О, об этом я спою, если господа позволят!

И она, не дожидаясь ответа, начала незнакомую детям мелодию, чуть однообразную, но гибкую и прихотливую, как азиатский орнамент:

Голос ее как бы раскрылся, точно бутон в солнечном луче, обрел силу и звучность, и нечто волшебное, чарующее появилось в нем. «Будто не она, а сквозь нее поет», — подумал Яхья.

Когда Франка кончила, сэр Джейкоб, стряхнув оцепенение, отправился было в карман за денежкой, но она, вежливо кланяясь и пятясь, отступила в первый же сквозной проход между домами, таща за собою Яхью и Ноэминь.

— А теперь, ребятки, драла, пока они не опомнились, — скомандовала она одними губами. — Торопимся медленно и степенно.

Они кое-как выбрались к воротам — не тем, которыми вошли сюда — и перешли ров и дамбу.

Позже, уже вечером, все трое сидели за столом в дешевой харчевне. Из очага валил горячий и вкусный дым, на закопченных потолочных балках играли свечные блики, сырная похлебка была душистой, а место в углу — укромным.

— Не пойму, куда мы вечно спешим? — пробормотал Яхья, оперев на ладонь потяжелевшую голову. — И этот чернявый сэр был скорее добр к нам, заплатить собирался.

— Дурень! Он и полез было за кошелем, а кошель — вот, — Франка под столом показала ему тугой замшевый мешочек.

— Ох. Ты украла тоже? Как…

— Не будем переходить на личности. Тем более, что я не договорила. Спохватившись, сэр Джейк сунет лапу поглубже — а там твоя золотая цепочка. Обмен удивительный и, пожалуй, не в нашу пользу: деньги у него сплошь серебряные, для милостыни, что ли. Вот и не нужно нам лишних треволнений, пусть без нас поразмыслит о том, что бы это значило. А мы завтра же купим себе место на корабле до самого Гэдойна!

— Сдался тебе Гэдойн. Только и слышим. Ну и кто ты в нем, спрашивается?

— Как кто? Вольная гэдойнская гражданка!

И уже в конюшне, дождавшись, когда мальчик отлучится по мелкой нужде, Франка сказала Ноэмини:

— Малышка, ну не используй ты свои природные дарования так неосмотрительно. В тот раз с чугунком — ладно, это скорее повод для юмора, немытую посуду тащить. Но нынче… Поимей в виду, я на тебя всякий раз не нафокусничаюсь!

— Франка, я ведь краду только если что без дела валяется и к тому же позарез нам нужно.

— Теперь не нужно больше ничего. Вот обещаю: теперь тебе будет дано всё, что ни попросишь. Верь мне!

— Верю. Как сказке, — Ноэминь крепче прижалась к девушке.

— Так ведь сказки и есть то единственное, что заслуживает веры. Ты еще это поймешь.

Утром вымылись в водопойной колоде, почистились, пытаясь выветрить из волос и одежды благородный запах конского навоза. Вид теперь был у всех троих едва ли не более достойный, чем у простолюдинов, что толкутся на городских окраинах и в порту, пытаясь зашибить деньгу на месте или отправиться за приработком в ближайшие окрестности. И с кораблем им вышло ну чистое везение: их пустили на борт галеры, приписанной к здешнему порту, которая на днях прибыла из самой Великой Британии и не далее как завтра должна была отплыть с остатками товара в Гэдойн, чтобы расторговаться. Это предприятие поглотило всю их расхожую монету и львиную долю пуританского серебра, но Яхья был горд: плывем не на вонючем барке-каботажнике, как-никак, настоящий океанский корабль!