Начальство непосредственное — старший врач — особенно на это дело не обостряется. Покуда медик в состоянии переместить себя в транспорт и выехать на вызов, все в порядке. Жалоб от населения не поступает? Не поступает. Ну и ладно. В том, что ты сделаешь все, что от тебя требуется, в любом состоянии, никто не сомневается. Рабочие навыки утрачиваются в последнюю очередь.
Психиатры по этому поводу могут привести показательный пример: профессиональный делирий. Крайняя стадия белой горячки, из которой упившийся в буквальном смысле до смерти алкаш уже не может быть выведен — конец скор и неизбежен. Так что же он в этот момент делает? А то, чем всю жизнь занимался на рабочем месте — метет улицу, крутит баранку, пилит доску или считает деньги. В воображении, конечно, но движения у него весьма характерные — вмиг специальность определяется.
Ну, бывает, напьется кто-то из сотрудников до такого изумления, что вместо карты вызова карту сектора возьмется заполнять или рядом с больным на носилки спать приляжет. Тут уж-не взыщи. Господь наш всеблагой в милости своей безграничной людям девять заповедей даровал, а жизнь наша паскудная — десятую: «Не попадайся». Не пойман — не вор. Не унюхан — не пьян.
Я, честно говоря, сам до таких дел не большой любитель. В молодости было, дурковал. Раз, помню, дежурство ну до того крутое выпало — что ни вызов, то война, а я еще и спиртного принял. Не так чтоб уж без меры, но уставшему организму и этого хватило.
Поначалу долго кормил на диво всей смене своей ложкой из своей миски домашним обедом приблудного котенка. Котенок пожирал гречневую кашу с мясом, почавкивая и громко мурча, а коллеги столь же громко обсуждали степень моего опьянения.
Потом упал на топчан и умер. Сослуживцы грубо вернули к жизни, сунули в зубы вызов, велели ехать. Проклиная день и час своего зачатия, сполз в автомобиль, показал полученное пилоту и отбыл.
Что-то там делал, кого-то лечил. Вернулся на базу, велел водителю сказать диспетчерам, что карточку сдам утром, и вновь скончался. Теперь уже окончательно и бесповоротно.
Очнулся поутру, высосал, плюясь, анальгину из ампулы — надо ж и карточку, наконец, писать! Заварил огромную кружку крепчайшего чая, уселся. Смотрю тупо в бумажку и ничего не помню. Ну ровным счетом, ноль. Кого смотрел? От чего лечил? Чем? Темна вода во облацех.
Все, что удалось извлечь из памяти — кто-то, провожая меня к двери, молвил: «Спасибо, доктор». Знать, помогло лечение.
Ну, написал, конечно. Выдумал что-то, просто исходя из повода к вызову. А правды по сей день так и не вспомнил. Жанр такой писанины называется: ненаучно-производственная фантастика. Для моего состояния название звучит мрачнее: алкогольный палимпсест.
Но урок пошел впрок. Более не усердствую. Не нашлось молодца побороть винца. Потребляю на службе редко и умеренно, чаще пивко на пару с мышедоктором.
А народишко — гуляет. Похоже, пьянка на базе перманентна. Снова ажитированные споры о методах лечения, снова гитара. Звенит себе бодренько:
Так вперед, за цыганской звездой кочевой,
На закат, где дрожат паруса,
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса.
Ха, ребятишки. Кто-то здесь, кажется, Киплинга не знает? Нешто помочь коллегам спиртное осилить? А ну их к бесу, не хай потребляют без меня. Волокусь в курилку, провожаемый перебором:
Хоть на край земли, хоть за край…
Тоскливо и там. Скучный седой водитель раскладывает на прожженной клеенке пасьянс из костяшек домино. Пасьянс не сходится, водитель уныло бранится и начинает заново. На продавленной кушетке две немолодые дамы, дымя, как стадо паровозов, негромко о чем-то препираются. Изначальный предмет перебранки уже забыт, и акцент сместился в личную сторону.
Нет, и тут не житье. Перебираюсь в столовую — просто так, без идеи что-то запихнуть в брюхо. Там пусто — все либо на вызове, либо спят, либо пьют. От безделья наливаю чаю, сажусь в свой угол — туда, за дальний столик. Спиной к стене. Как всегда.
Чья-то сильная рука сгребла мою кружку. Неслышно подошедший Рой, в неизменной десантной тельняшке под халатом, поднес ее к губам и с чувством отхлебнул.
— Чаек хорош, крепенький. Только зачем его холодным пить? Неграмотно, однако.
— Да вот, призадумался.
— Дом, поди, вспоминаешь?
— Есть такое дело…
Рой присел напротив меня. Я невольно залюбовался: до чего ж ловкое у парня тело. Четкие, отточенные движения — ни одного лишнего! Вроде и неспешно, вразвалочку, как бы с ленцой все делает, а получается очень быстро. Хорошо, должно быть, иметь такого напарника. Надежно.
Читать дальше