Александр Владимиров: Кочевники

Дервиш оказался прав. Едугей действительно, когда стемнело, вернулся к юрте Цагаандоржа. Приоткрыл ткань, закрывавшую вход и проскользнул, стараясь не шуметь, внутрь.

В очаге горела черная ткань, неизвестно, откуда взявшаяся у дервиша. Вонючий густой дым поднимался в отверстие в крыше и уходил в небо. Едугейй сдержался, чтобы не чихнуть. Он даже зажал пальцами нос. Нищий сидел спиной к входу, и казалось, дремал, но паренек знал, что это не так. Скорее всего, предположил внук тайджи, Ширэ Джиладкан нанюхавшись дыма, медитировал. Напротив дервиша, с противоположной стороны очага был воткнут в землю посох, на вершине которого весел амулет.

Едугей прислушался и услышал, как тот произносит какие-то непонятные слова. Ему даже на секунду показалось, что он услышал какое-то шипение. Скорее всего, этот звук издавал огонь, пожиравший материю, решил паренек.

Неожиданно дервиш вдруг запел. Делал он это негромко и как-то таинственно. Слова слетали с его губ, образуя какую-то абракадабру. Едугей попробовал было повторить, но у него ничего не получилось. Между тем нищий стал раскачиваться из стороны в сторону, потом поднялся и начал пританцовывать, Едугею сначала показалось, что пляшет тот вокруг очага, но через мгновение батыр, вдруг, понял, что дервиш танцует вокруг посоха. Причем глаза нищего были закрыты. Неожиданно он замер, как раз напротив того места, где сидел паренек, поднял правую руку и пальцем указал на паренька.

Едугей, не чуя ног, выскочил из юрты, чуть не сбив один из сундуков Цагаандоржа. Раздался грохот и дервиш открыл глаза.

— Все равно духи предков приняли решение, — проговорил он, глядя, как колыхается завеса. — И боюсь тебе не суждено, Едыгей, отправиться к будущей невесте.

Утром в юрту тайджи заглянул дервиш. Он опустился на ковер рядом со стариком и проговорил:

— Выполнил я твою просьбу, Сумум-бек. Поговорил вчера с духами предков.

— Ну! И что сказали тебе они, Ширэ Джиладкан?

Старик протянул дервишу пиалу с кумысом. Дервиш принял ее из рук хозяина, поклонился и сделал глоток.

— Боюсь, не хотят духи, чтобы внук твой женился.

Самум-бек сначала побледнел, потом побледнел, хотел было вспыхнуть, но слова, шедшие из уст нищего, были произнесены духами предков. Он отпустил глаза, уставившись в ковер.

— Но… — начал было тайджи

— Внук твой должен жениться позже! А сейчас на него у предков другие планы.

— Какие? — полюбопытствовал старик.

— Хотел бы я тебе сказать, да только сам не знаю. На этот вопрос, когда я его задал духам, те промолчали. Видимо еще не время произносить их вслух.

Дервиш замолк. Хотел бы он что-то еще сказать, но помня вчерашнюю свою медитацию, промолчал. Выдавать происшедшее ночью в юрте ему не очень-то и хотелось. Много знать старику, пусть и даже тайджи, пока не нужно. Дервиш невольно рукой коснулся амулета. Тот был холоден. Когда духи хотели говорить с ним, он начинал нагреваться. Тогда требовалось найти уединенное место. Обычно нищий разжигал костер, отрывал от халата кусок материи и бросал в него. В этот раз духи его не тревожили, но Сумум-бек попросил с ними связаться, и он пошел на встречу. Благо разводить костер в юрте кочевников не требовалось. Ну, а то, что говорили ему во время разговора, пока кроме него, никому знать не нужно. То, что будет можно, он скажет потом, когда будет покидать стан кочевников.

Сумум-бек оглядел еще раз дервиша. Покачал головой. Обратился к старшей жене, что возилась в женской части юрты:

— Замбага, принеси мне один из халатов. Я хочу отблагодарить дервиша.

— О нет, — молвил Ширэ Джиладкан, — не надо, тайджи.

— Но твой халат совсем износился!

Но дервиш отрицательно покачал головой.

— Я не могу принять этот дар достопочтимый, Сумум-бек.

Замгбага протянула, аккуратно сложенный халат, но дервиш рукой отстранил его.

— Не надо.

Тайджи хотел вновь вспыхнуть. Было большой наглостью отвергать его подарок, но увидев, как сверкнул под складками старого, порванного халата амулет, произнес:

— Небо тому судья, я лишь только хотел тебя отблагодарит.

Неожиданно нищий встал, поклонился и произнес, что должен отправляться в дорогу.

— Может тебе коня дать? Или сопровождение? — Спросил старик, в надежде, что хоть таким образом отблагодарит дервиша.

Но Ширэ Джиладкан отказался. Но как бы то ни было, старик решил проводить его. Он поднялся с ковра и лично приподнял ткань, закрывавшую проход. Когда вышли из юрты, к деду подошел Едугей. Он встал позади Сумум-бека, ожидая, что скажет нищий. Небось, нажаловался, решил малец, но тот, взглянув на молодого кочевника, произнес: