Дворников, похоже, совсем плох. Глаза его то и дело сами собой слипаются, а жирное тело колышут плавные судороги. Беляев берёт Дворникова за грудки и притягивает к себе.
— Зачем, как вы думаете, это всё? — практически в ухо Дворникову говорит он, — чего там охранять?
— А я не зна-а-аю, — нараспев отвечает Дворников, — мне не докла-а-адывают.
— Может, разговоры какие были? — не унимается Беляев.
— Разговоры? Разговоры были… у нас потрепаться любят…
Дворников делает выразительные движения языком, иллюстрирующие свою последнюю фразу.
— Оставьте его, Беляев, — говорю я, — вы что, не видите, это же бесполезно.
Беляев теряет терпение. Он мечет на меня недовольный взгляд, но продолжает допрос:
— Тогда, может, скажете, кто и зачем взорвал пещеры? Ну! Вы же милиционер, что-то же вы должны знать!
— Какие ещё пещеры? — не сразу отзывается Дворников, явно намереваясь отойти ко сну.
— Здешние пещеры, здешние, которые взорвали в тот день, когда вы задержали людей, стоящих рядом со мной, — со злобой трясёт его Беляев за грудки, — ну же, отвечайте!
Дворников фокусирует на Беляеве уже мутные, как вода в Москве реке, глаза и начинает медленно, слово за словом, формулировать свою, должно быть, последнюю на сегодня мысль:
— Тёр-р-рористы, кто же ещё… и, вообще, вопросы, гражданин, здесь задаю я, — и, заваливаясь на бок, заканчивает: — я тебе товарищ старшина, а не титька тараканья…
Мы опять в общаге.
Все по местам — Беляев на разливе, выпускает, томившегося у него в портфеле, «Белого аиста»; Мясоедов режет колбасу, ловко орудуя моим макетным ножом, который я зачем-то привёз с собой из Москвы.
По дороге из больницы Мясоедов забежал в гастроном и набрал там целый пакет закусок, в основном мясных, что характерно. Мотивировал он свои действия следующим (дословно): — «Сегодня у меня в достаточном количестве имеется того, что в Советском Союзе называли „витамин Д“. Другими словами, господа, я угощаю».
Беляев уже почистил картошку и та варится в большой кастрюле, непонятно откуда взявшейся у меня на кухне. Один я не у дел. Но мне простительно, я предоставляю площадь.
Несмотря на бодрящий, предшествующий пьянке антураж, на кухне висит непонятное молчание. Говорить неохота, по крайней мере, мне.
Ведомый опытной Беляевской рукой, «Белый аист» совершает круг над столом, на несколько секунд зависая над каждой из трёх рюмок. Тостует разливающий.
— Ну, что ж, господа, — произносит он торжественно, — за встречу, и желаю всем санитарно-эпидемиологического благополучия.
Мы выпиваем и закусываем, но продолжаем молчать, точнее, молча жевать.
— Что молчите, господа искатели приключений? — пытается нас растормошить Беляев. — Неужели ни у кого нет никаких вопросов?
— Римское первое, — отзывается Мясоедов, не переставая выдавать из-под ножа аккуратные эллипсы сырокопчёной колбасы, — кто же всё-таки приходил к Дворникову? Римское второе, зачем вы его напоили?
— Начну со второго, — Беляев закупоривает коньяк и ставит бутылку, как мне кажется ровно по центру стола. — Напоил я его, всего лишь, чтобы вытянуть из его памяти как можно больше. Есть в милицейской практике такой метод ведения дознания, эконом вариант допроса под гипнозом, слыхали, небось?
— В кино видели, — подтверждает Мясоедов.
— Ну да, в кино, — Беляев потирает глаза и переносицу огромной ручищей, — правда, как вы видели, результатов сей метод не дал. А по первому же пункту, я больше чем уверен, что к нему никто вообще не приходил. Ни милиционер, ни тот, бородатый. Помните, он сказал, что его коллега не пожал на прощанье руку? А то, что он не смог мохнатого наручниками пристегнуть, тоже помните? Это свидетельствует о том, что ни один из его гостей не был, так сказать, реален. Это были галлюцинации, до которых, как вы понимаете, нельзя дотронуться.
— Никогда не поверю, что с глюками можно так вот общаться, — говорит Мясоедов, продолжая резать колбасу.
— Это потому, что вы не алкоголик, — отвечает Беляев. — Миновала вас чаша сия в ваших люфтваффе… зрительные и слуховые галлюцинации такие же неотъемлемые симптомы алкогольного делирия, как и бессонница, подавленное состояние, вегетативные и вестибулярные расстройства. Вот, простой вам пример: один мой пациент, назовём его, Владимир Ш. во всех подробностях описывал мне одного странного персонажа, присутствие которого он ощущал в состоянии похмелья повсеместно, с тех пор, как окончил военное училище. Владимир называл его Пьер Гарр, хотя имя в данном случае несколько условно. По его словам, это был небольшого роста мужичок в застиранной, с олимпийским мишкой на груди майке, растянутых тренировочных штанах, вьетнамских полукедах и белой, с пластиковым козырьком кепке. Из заднего кармана штанов у него всегда торчала мятая пачка «Ту-134».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу