Галина Тер-Микаэлян - Face-to-face

Профессор Лизунов, холеный мужчина лет шестидесяти, обычно тщательно зачесывал назад свои редеющие волосы, что делало его длинное лицо еще длиннее. Весь облик профессора и его манеры казались воплощением светской учтивости, но от ледяного взгляда водянисто-серых глаз Юрию почему-то стало не по себе.

— Итак, ваша диссертация, — сказал профессор, поглаживая мягкими белыми пальцами лежавший перед ним экземпляр в твердой синей обложке, — как я помню, посвящена исследованию реформ, как факторов, стимулирующих эффективность деятельности предприятий в социалистическом производстве, — он открыл диссертацию, скользнул взглядом по названию и вновь ее закрыл. — Почему вы решили взять для диссертации именно эту тему?

Оттона, каким Лизунов это спросил, в душе у Юрия засвербел неприятный холодок. Он набрал в легкие воздух и произнес, как можно уверенней:

— Мы с покойным Григорием Моисеевичем решили, что тема реформ актуальна и имеет практическую значимость. Григорий Моисеевич был лично знаком с Алексеем Николаевичем Косыгиным, и тот в целом одобрил это направление.

Профессор слегка поморщился.

— Да, понимаю. Конечно, если вы сможете заручиться поддержкой Косыгина, то… Но я сомневаюсь — он в настоящее время не совсем здоров, а реформы… реформы… гм, одним словом, в настоящее время это перестало быть актуальным, ВАК не пропустит вашу диссертацию. Ваши расчеты, конечно, очень и очень интересны, и их можно будет в дальнейшем использовать, но… гм… в другом контексте, разумеется.

Укладывая в кейс экземпляр диссертации и тоненький автореферат в светло-голубой обложке, Юрий мечтал лишь об одном — чтобы у него не дрожали руки. Лизунов сказал еще пару ничего не значащих вежливых фраз, проводил гостя до входной двери, и слышно было, как он тщательно запирает за ним замок.

Спустившись вниз, Юрий Лузгин постоял у подъезда, сделал несколько шагов, а потом неожиданно резким движением швырнул кейс с диссертацией в стоявший поодаль мусоросборник. Тяжелый чемоданчик, гулко стукнув по краю контейнера, разворотил припорошенную снегом груду картофельных очисток.

— Ну, даешь! — оказавшийся рядом с ним мужчина с испитым лицом смотрел на него с явным уважением. — Жена из дома выгнала?

— Нет, — раздраженно буркнул Юрий, чтобы отвязаться.

— Значит, любовница, — уверенно констатировал мужчина, дохнул перегаром и одним глазом с любопытством покосился на контейнер. — Чего у тебя там было, белье?

— Займитесь своими делами, если вам не трудно.

Человек, не отставая, шел рядом, и, судя по всему, не имел намерения заниматься исключительно своими делами.

— Слушай, парень, — увещевал он, — подбери свой чемодан, пропадет ведь твое барахло.

— Оставьте меня в покое, пожалуйста!

Мужчина вздохнул, хлюпнул носом и покивал головой.

— Ладно. Но ты молодец — с характером. Я раньше тоже такой был — принципиальный. А теперь что? Теперь вот водка весь мой принцип съела. Пойдем, посидим, а? Я тебе про свою жизнь расскажу. Да ты не бойся, у меня деньги есть, я угощаю, — он похлопал себя по нагрудному карману пальто и вновь хлюпнул носом. — Идешь? Я ведь не отстану.

Исключительно для того, чтобы от него отвязаться, Юрий заскочил в первый подошедший троллейбус. Мужчина с разочарованным видом потоптался на остановке и побрел в сторону пивного ларька.

На углу улицы Обуха и Чкаловского проспекта троллейбус надолго застрял в пробке. Водитель открыл двери, и Юрий с облегчением выбрался на заметенную снегом мостовую. Поездка в транспорте отрезвила его, слегка успокоила, и течение мыслей приняло философское направление.

«В конце концов, эта проблема не из тех, что заставит меня покончить жизнь самоубийством, пора заканчивать прогулку. Халида, наверное, уже беспокоится, и телефон нам еще не поставили — не позвонить. Ладно, сейчас спущусь в метро и прямиком домой».

Внезапно он ощутил зверский голод и вспомнил, что обедал в начале второго, а теперь был уже восьмой час. Из двери, над которой висела запорошенная снегом вывеска «БЛИННАЯ», вышел человек, и пахнуло аппетитным запахом дрожжевого теста.

«Заскочу перехватить чего-нибудь, народу немного».

Народу хоть и было немного, но свободных столов не оказалось — за каждым хоть один человек, да сидел. Юрий облюбовал себе местечко возле окна. Поставив поднос напротив мужчины, поливавшего блины шоколадом, он вежливо спросил:

— Не возражаете?

— Что вы, что вы! — от избытка дружелюбия тот даже взмахнул рукой, в которой держал нож. — Присаживайтесь, вдвоем веселее будет, главное, чтобы я вам не помешал, — он гостеприимно придвинул поближе к себе свой салат, освобождая место на столе.