Павел Буркин: Обречённые. Том 1

Господа из Службы обеспечения информационной безопасности (СОИБ) поставили вопрос ребром: или вы отказываетесь от своих слов и больше никогда не занимаетесь Восточной Европой, или… или ждите последствий. Вслед за кнутом продемонстрировали и пряник: мол, если хотите исследовать Россию, у нас есть уникальные документы. Задача — обосновать, что Россия и её идейные наследники в Резервации угрожают человечеству, что мутантов следует уничтожить. Президент и парламентарии не верят, хоть и предупреждал их Сол Модроу, советник по делам Резервации… Ну, и в том же духе ещё на полчаса. Послужите, мол, демократии и правам человека. Вон, экологи на весь мир трубят, требуют уничтожить эту клоаку…

Что говорить — предложение было заманчивым. Правда, как выяснилось, неизвестная цивилизация — не такая уж, на самом деле, и неизвестная. Джеймсы Бонды двадцать второго века историю её гибели изучают на закрытых спецкурсах. Естественно, под подписку о неразглашении. Мэтхену даже дали ознакомиться с несколькими файлами… Надо сказать, очень поучительная история. Он был бы горд, если бы выпало рассекретить эти документы и сделать забытую страницу истории достоянием гласности. Но… русские уроки свидетельствуют: не всегда правда — во благо, иногда она убийственна, как аннигиляционная бомба. А писать пасквили на мёртвых, как заказывали ребятки в штатском, было как-то гадко.

Уговаривать соибовцы не стали. Потом был короткий — и, на всякий случай, закрытый судебный процесс.

— Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, — произнёс судья. И холодно добавил: — Молодой человек, вы хотели изучить Россию? У вас будет такая возможность. Целых семь с половиной лет… если доживёте.

…Толчок костлявого локтя в бок вырвал из прошлого. Эрхард оторвался от созерцания металлопластиковой стенки гравилёта, глаза скользнули по лицу обидчика. В последние минуты в нормальном мире меньше всего хотелось видеть эти мерзкие рожи. В Резервации, мутанты? А это кто? Вот этот дёрганый дегенерат с пустыми глазами обнищавшего наркомана, для которого, и правда, «без дозы жизнь не роза». Конечно, руки, ноги и глаза у парня на месте. Но Закон о расовой чистоте, принятый после отлова первых мутантов в Резервации, отказывает таким в праве на гражданство. А Комитет по расовой чистоте следит за выполнением закона: таких личностей, как и уголовников-рецидивистов, как и врождённых уродов, высылает… Туда. Конечно, современная медицина способна их вылечить. Но где гарантия, что «неправильный» ген не передастся потомкам, не распространится по стране? Русские такое сделать не успели — ну, и доигрались… По крайней мере, так объяснял причины появления Резервации капитан СОИБ.

— Слышь, ботан, ширева не заныкал?

Остальные, а всего в транспортный отсек гравиплана их набили с полсотни, — не лучше. Маньяки-убийцы, алкоголики, наркоманы — и тут же счастливые обладатели врождённых уродств, порой просто дурной наследственности. Наконец, судя по самому Эрхарду, есть и мутанты моральные — те, кто посмел переть против общепризнанного.

— Пацаны, да он не даётся! — радостно оскалился дегенерат. И вроде бы несильно, но очень больно ткнул в солнечное сплетение. Стоило Эрхарду согнуться — впечатал колено в лицо, царапая щёки, брызнули острым крошевом старомодные очки. Не более чем дань любимой науке: даже самую сильную близорукость давно можно лечить недорого и без операции. Само собой, очки бы ничем не помогли близорукому: они были чисто для красоты. Просто память о прадедушке, ещё заставшем времена, когда не было Зоны. Говорят, прабабка сама была ОТТУДА. Но теперь такие факты стараются не афишировать.

— Отставить! — отрывистый, как выстрел, голос командира экипажа, усиленный динамиками, прозвучал над головами.

Короткий импульс — и пол будто со всей мочи врезал по ногам. Стопы тут же отнялись, боль была такая, что в тесном отсеке повис многоголосый стон. Эрхарду не повезло ещё больше: в момент, когда пол обжёг грави-импульсом, он лежал на боку. Остальным-то просто отбило ноги, через полчаса полегчает, а назавтра совсем пройдёт (стоять-то всё равно будет пыткой, ну, да недолго осталось). У Эрхарда перехватило дыхание, боль была такая, что хотелось сдохнуть прямо здесь. Съеденное перед вылетом всё разом поднялось назад, ударило в горло и хлынуло — изо рта и носа сразу. Он чувствовал, что если сейчас не перестанет тошнить, то захлебнётся. Остальные «пассажиры» брезгливо отодвинулись: не так уж было на самом деле и тесно. Кто-то глумливо заржал, попросивший курить сжалился и всё же пинком перевернул на живот. Под бывшим историком тут же натекла лужа.