Хвороста натащили порядком, а слизь оказалась обычной копотью, подмоченной маслянистой жидкостью. Она явно не была совсем уж безвредной — но и не серная кислота. Проявил себя командир: как он сумел развести костёр без керосина или хотя бы бумаги, осталось тайной за семью печатями, но настал момент, когда сгустившийся мрак озарили мутные сполохи чадного пламени. Сырые ветки разгорались неохотно, чадили, добавляя свою толику к окутавшему развалины смогу. Ветра не было, неопрятные космы дыма беспрепятственно заползали в руины, наслаивались друг на друга, преломляя пляшущие по склизким стенам тени и отблески. Казалось, со всех сторон их обступали чудовища, они кружились в диком танце, то подступая, то отдёргиваясь назад, и от этого бесшумного танца пробирал холодный пот.
Но если б дело было только в призраках! Мрак стал совершенно непроницаемым, в таком можно разглядеть лишь поднесённые к лицу руки, и то, если постараться. Нигде за пределами Зоны, разве что в подвалах и подземельях, не было такого тотального, абсолютного мрака. Казалось, мгла обрела плоть, обернулась несокрушимой угольно-чёрной стеной. Внутри бетонной коробки тьма превращалась в мутный багровый полумрак, но стоит отойти шагов на десять, и вход можно заметить только по бурому пятну в угольной черноте. Звуки внешнего мира тоже затихли, будто всё живое попряталось до очередного свинцового рассвета. Если бы не треск костерка, кашель наглотавшихся смога, да глухой плеск ручейка, царила бы полная тишина.
— Никому из дома не выходить, даже по нужде, — скомандовал командир. Имени Эрхард не знал, а спросить не решаются. Прозвище уже слышал, только оно не радовало. Доброе такое прозвище, можно сказать, настраивающее на лирический лад. Забойщик. — Кто выйдет, назад дорогу не найдёт!
Объяснять не требовалось — даже бандитам, хоть и побила их жизнь, отучив от придуманных страхов, было не по себе. Словно получив отмашку, четверо изгнанников встали по углам. В руинах запахло ещё и мочой — но добавку почти никто не ощутил. Да и этот запах долго не продержался. Стоило костру разгореться, как непроглядные небеса прохудились, и серая, маслянистая жижа, заменявшая здесь дождь, посыпалась вниз. Пара капель упала на руку Эрхарду. Поднеся поближе к пламени он вгляделся. Капли крупные, густые, будто в воде развели сажу, да ещё добавили масла и бензина… Мерзость какая. Так они наверняка ещё ядовитые и радиоактивные. Не стать бы лысыми под таким дождичком…
— А ничего водичка, какая в ручейке, такая и сверху падает, — буркнул Забойщик. Оставив костёр, он шагнул в угол. Когда-то, когда расселось старинное блочно-панельное здание, плита перекрытия рухнула вниз, но не упала на пол целиком, а опёрлась на стену, образовав небольшой сухой закуток. Там-то и сгрудились разбойники, уходя из-под адского дождя. Не все, конечно, только человек десять, которые влезли. Правда, там опорожнили мочевые пузыри пара бандитов — но что значит аромат мочи по сравнению с риском лишиться скальпа? Раненые, ослабевшие от кашля и изначально не принадлежавшие к криминалу, естественно, остались снаружи. Но нет худа без добра: у костра освободилось достаточно места, чтобы Эрхард и Александр смогли, наконец, ощутить тепло пламени. По их лицам текла ядовитая жижа, костёр стал чадить ещё больше, мокрые ветки шипели и трещали, на срезах вспухала жёлто-бурая пена, но немного тепла костёр давал. Даже Александр стал кашлять чуть меньше — или только показалось?
— Ну, и что дальше? — спросил кто-то негромко. — Так и будем тут шариться, пока не сдохнем все?
— Некоторым уже вилы, — добавил другой. — Ну, если в больницу не попадём.
— А мины не под каждым кустом натыканы, — добавил третий. — Ночью, может, и беспилотники не засекут, а людей как-нибудь обманем.
— Да ночью мы сами растеряемся, не то что найдём ход, — попытался вяло отбиваться Забойщик. Но все уже дошли до края, каждый проникся, что такое жизнь в Зоне. Только Эрхарду вдруг расхотелось отсюда уходить. В конце-то концов, кто его там ждёт? Соибовцы? А тут вроде тоже жить можно: от падающей с небес воды, конечно, щиплет кожу под волосами, но вполне терпимо. Да и смог он почти перестал замечать. Интересно, с чего бы такая приспособляемость у мирного, не бывавшего ни на войне, ни на заводе историка? Да и заводы сейчас другие — экологически чистые, почти безлюдные, небольшие, но чертовски производительные, нанотехнологии неузнаваемо изменили облик индустрии… Нет, определённо, тут что-то нечисто.
Читать дальше