Песах Амнуэль - Искатель, 2013 № 10

Вспоминал, как в декабре ехал в Сочи в неизвестность, как теперь в марте движется назад от ставшего ясным, но все равно в темноту будущего. Хотелось оторваться от окна, вырваться из сумрака на свет, но его затягивало в неизвестность, и разве что морская полоска бирюзы у Туапсе отразилась улыбкой на усталом лице адвоката:

— Вот такая она, жизнь…

Окунувшись в сумрак купе, слал эсэмэски матери Кирилла, что отбили одну статью, сбили другую, слал дочери председателя Союза писателей, надеясь облегчить и ее болезнь, ей предстояло лечение в Германии, слал и жене — порадовать своим успехом.

Закрывая глаза, представлял вытянувшиеся танкеры на акватории Туапсе, вереницы барж на притоке Дона, вспоминал аномальную погоду в Сочи со снегом, льдом, одновременно дождем и градом, и ослепительное солнце. Подумал: «Аномальная погода. Аномальные сочинские судьи. Аномальные прокуроры, следаки».

Утром состав втащило в бескрайние белые поля.

Сойдя с поезда, ехал по городу на маршрутке и нервничал: как там моя дорогая? Ее должны были перевезти в областную больницу.

Терзало: где она, в больнице, кладут — не кладут?

Нашел ее в холле, с ней прошли в спальный отсек.

Фраза медсестры:

— Вот ваш топчан…

Показали на проход у стенки в больничном коридоре, от чего все сжалось внутри: его жене лучшего места не нашли.

Но каким-то жестким взглядом, обрывая все сомнения, он поставил топчан удобнее. Застелил принесенным бельем. Понимая, что это единственное свободное место в переполненном отделении.

Жена опустилась на топчан. И видел, как она берет себя в руки. Ей еще никогда не приходилось лежать в холле.

Мял подушку и сквозь сон слышал ее слова: «Папчик!» Мол, что ж ты не смог решить такую пустяковую проблему.

Ни свет ни заря вскочил и снова поехал в больницу, поднялся на ее этаж и, приближаясь к холлу, боялся даже посмотреть в угол… А увидев пустой топчан, ощутил страх: неужели что-то случилось? Голову сдавило, как, видимо, сдавило Кириллу, который слушал обвинительное.

Взгляд потерянно побежал по холлу.

Увидел жену на койке у окна.

И она даже как-то победно:

— Утром бабулька ушла… А я сюда переселилась…

На душе отлегло. С более спокойным сердцем мог вернуться в Сочи.

Опять из обеленного степного края собирался на юг. По пути невзначай разговорился с патлатым парнем, который тоже спешил на вокзал.

— Там кормят бомжей… — сказал парень.

— Кто кормит?

— Да в полдень приезжает «пазик» от храма… И всем по плошке борща, по плошке каши и стакан компоту…

— Ого!

— Скольких людей спасли…

Федин не побрезговал подойти к «пазику»: теперь часто, оказавшись дома один, оставался голоден и сейчас жадно ел из пластмассовой плошки рисовый суп: «А, горячий! Хорошо…»

Уминал рисовую кашу с прожилками мяса: «А, хорошо…»

И запивал компотом.

Разглядывал разношерстную братию, которая кружилась рядом, а мальчишка в черном подряснике нагадывал и наливал им.

«Да, Россия не погибнет», — подумалось Федину.

С бабами и мужиками, с синяками и без, в рваных одеждах, галощах и ботинках, шамкающими, чавкающими, ел не последний в стране адвокат и невольно искал взглядом шизика, которого когда-то ссадили на станции, но не увидел.

«Пазик» как незаметно появился, так незаметно и пропал, оставив братию на голом заснеженном островке привокзальной площади.

Федин заметил свой ультрамариновый поезд «Гомель — Адлер», вытер рукавом рот, бросил плошки в мешок для мусора, который кто-то предусмотрительно здесь положил, махнул парню и поспешил по переходу.

Когда растянулся в вагоне на полке, подумал:

«Мог ли ты подумать, что будешь есть с бомжами?»

Не многие бы из его коллег позволили себе такое. А он не отгонял горькие стороны жизни, воспринимая их как неизбежные проявления, как в делах, помогая не только «чистюлям», но и тем, кого уже истрепала и опустила жизнь.

Сойдя с поезда в Сочи, удивился:

— Хорошо, нет дождя…

Ведь снова забыл зонт.

Думал: что делать? Ведь приехал на день раньше, так как позже начинали ремонтировать путь в тоннеле и он бы в суд не попал. Вопрос: чему посвятить воскресенье, морю или… Он решил: «или». И вот на маршрутке понесся на Красную поляну, туда, к чему было приковано внимание всей страны: там готовились к Олимпийским играм.

Ехал, поглядывая на серое море, вспоминал ручьи, лед, снег, град, что уже успел повидать в Сочи, и боялся столкнуться с подобным высоко в горах.