Владимир Гусев - Искатель, 2013 № 11

Сам же я вернулся на трассу и пробежал три круга, наращивая темп. Сзади никто не топал, вороги выскакивали исправно и получали пули в разные функционально важные места. Пот лил в три ручья — по ручью на каждый круг. С меня лил, не с мишеней.

Вернувшись в покой, я отдал Петру Сергеевичу форму — постирать. Для вечерних занятий у меня есть второй комплект. Разумеется, господин Фокс, ответил денщик, уложимся в срок. Под душем я слушал маленький приемник — влагонепроницаемый, ударопрочный, специально для туристов и разведчиков. О господине Ахраматове, которому месяц назад передали эстафету первого российского олигарха, говорили на всех каналах, но говорили разное — то ли он находится на острове Пасхи, то ли в Англии, в загородном поместье под охраной САС, то ли, напротив, в Японии, где его жизнь защищает клан ниндзя, то ли в подмосковном особняке, то ли ему предоставили сверхсекретный президентский бункер с президентской же охраной, то ли на аудиенции у Римского Папы, то ли у далай-ламы… Было ясно, что никто ничего не знает. Ну и хорошо. Вдруг феномен — это всего лишь флуктуация, редкое совпадение, и не более того. Потому что в противном случае… Даже не знаю, что будет в противном случае. Наверное, что-нибудь очень противное для олигархов. Понятно, что наш духовный народ вошел в азарт и особенно возражать против гибели очередного мультимиллиардера не станет. Наоборот. Наверное, букмекеры ставки принимают — переживет ли Ахраматов сегодняшний день или нет. Или не принимают, поскольку никто на олигарха и рубля не поставит?

Одиннадцатичасовые новости кончились. То есть это для нас одиннадцатичасовые. В Москве же раннее утро, в Лондоне только светает, а на острове Пасхи, наверное, и вовсе вчера. Что ему делать, олигарху Ахраматову, на острове Пасхи, да еще вчера? Смотреть на истуканов? Наверное, интересно. Или там, на острове, что-то хорошее плохо лежит? А, вот в чем дело, разъяснило радио: Ахраматов намерен взять в аренду на 99 лет трех каменных идолов и перевезти их в свое имение под Москвой. Соответственно застраховав. Да, с фантазией человек, ничего не скажешь.

Я выключил приемник. Прошел в комнату. Форма, освеженная чисткой, выглядела как новенькая. Военная форма, потому что я — майор вооруженных сил, пусть и в длительном отпуске, но с правом ношения мундира. Всю жизнь выступал за армейские команды, и мои олимпийские медали до сих пор греют отчеты: «Наши ряды воспитали олимпийского чемпиона Ивана Фокса». Меня даже на плакатах изображали, плакатах, что развешивают на призывных пунктах. Иди, дружок, в армию, и ты будешь служить рядом с Ваней Фоксом, а может, и сам станешь олимпийским чемпионом. Не знаю, помог ли плакат, но недостатка в новобранцах нет. Пришлось даже сократить срок службы до года.

Почему я привез сюда парадную военную форму, по-старинному — мундир? Привычка. Пригодится, нет, а когда мундир под рукой, на душе спокойнее. Штатскому понять трудно.

Но мундир сейчас надевать не время, поэтому я выбрал классический серый костюм. Тот самый, за восемьсот евро. Хоть на прием к английской королеве. Я и был в нем на приеме у английской королевы. Три года назад. Конечно, надеть костюм трехлетнего возраста иногда признак ограниченности, неважно, ограниченности ли ума, вкуса или средств. Некоторые в утонченности дошли до того, что дважды платье не надевают, подражая императрице Елизавете — нашей императрице, российской. Но мне ли с ними тягаться? Да и глупо хорошую вещь использовать единожды. Мне «маузер-боло» до сих пор служит, хотя и ствол пришлось поменять, и боек, хорошо, есть запасец у нашего деревенского кузнеца.

Одно смущало — к английской королеве мне не идти. Мне вообще идти некуда. До вечернего занятия времени много, а сколько ж его накопится за месяц, за три?

Люди работают. Служат. Никто не раздражает занятых людей больше, чем слоняющиеся вокруг бездельники. Если уж слоняться, то с деловым видом, но какое у меня может быть дело в Замке? Одно у меня дело — заниматься с Викой. И готовиться к занятиям.

Я сел за стол и заполнил журнал тренировок — за вчера и за сегодня, написал план работы на вечер и — вчерне — на завтрашний день. Работа тренера, как и врача, Жителя, следователя и офицера, есть прежде всего работа бумажная. Любой проверяющий начинает инспекцию с того, что смотрит бумаги и пишет бумаги. В бумагах наша слабость, но и сила тож. Писание бумаг дисциплинирует. И я дисциплинированно изводил буквы, буквы составляли слова, слова — абзацы, те — страницы, и так, страница за страницей, заполнялась толстая тетрадь. Конечно, за день тетрадь не испишешь, а вот месяца за три — запросто. Спросит господин Романов: «А что вы сделали тридцать первого июля, чтобы оправдать свое жалованье?» — я и отвечу журналом: «А вот что!»