Елена Горелик - Земля мёртвых душ

Все переживания перекрыл могучий зов природы, и я потрусила к деревянному бараку, источавшему характерный запах.

Разумеется, Дойлену я ничего не сказала об этой встрече. Он, как и я, человек совсем не злопамятный. Забывает плохое сразу после того, как отомстит. Не хватало ещё грызни внутри нашего…гм…побоюсь назвать это отрядом, слишком громкое слово для разношерстной кучки людей, объединённых пока ещё весьма эфемерной целью. Пускай земляк тащит обоз до столицы, там встретимся…и договорим.

Тонкой своей рукой она нервно теребила изящный кулон — гладко отполированный кусочек янтаря неправильной формы на золотой цепочке.

— Что-то не так, любимая?

Жёлтые мерцающие топазы её глаз излучали тревогу.

— У Врат скопилось слишком много людей, — произнесла она — глухим, уставшим голосом. — Артефакту не хватит мощности, чтобы перебросить сюда всех. Нужно было с самого начала ограничить величину свиты каждого Одарённого.

— Ещё не поздно это исправить, — он с невыразимой нежностью коснулся её руки. — Совсем без слуг они не обойдутся, ты права. Мы дали им слишком много воли, и они обленились. Но никогда не поздно показать, кто здесь…хозяева.

Они оба чувствовали, как рядом с ними пульсирует, бьётся нездешней жизнью Великий Артефакт. Тот самый, который они заставили служить себе в далёкие времена и не в этом мире… Обычный человек, оглянувшись на пройденный путь, быть может, покачал бы головой и отметил, что наделал массу ошибок, но ведь боги не могут ошибаться, верно? Это люди. Жалкие, смертные, грязные существа со своими мелкими желаньицами и мыслишками. Они не способны уразуметь и тысячной доли великого замысла, вознося своё личное несовершенство до небес и молясь на него. Привязываются душой к мимолётному, оплакивают то, что при всём желании не могут удержать. Смех берёт, когда видишь, что они именуют любовью! Ничтожества. Любовь имеет смысл только для бессмертных богов. Этим же достаточно скотской случки ради произведения потомства, такого же ничтожного и смертного, как их родители.

Совсем другое дело — она. Лишь она, прекраснейшая из прекраснейших, богиня, достойна быть любимой. За свою долгую жизнь он боялся только одного: растратить хоть каплю этой божественной любви на кого-то ещё… Дети? Какие ещё дети? Зачем бессмертным дети, если они и так будут жить вечно? Воры, крадущие часть великой любви — вот кто такие эти дети.

Только он и она. Только они двое. Вот величайшая мудрость, обретённая на тропах вечности. Только это имеет смысл. Всё прочее — призраки.

Новость благородные ведьмаки и ведьмы встретили весьма неоднозначно.

До открытия Врат оставались считанные дни. Вместо обычных для этих мест декабрьских снегопадов пришла солнечная, сухая и холодная погода. Стойкий северный ветер властно разогнал все тучки, оставив лишь непорочную синеву перевёрнутой чаши неба и золото солнца. Все щеголяли в мехах. Лошади мёрзли, для них приходилось сооружать временные конюшни. Дрова и хворост сразу подскочили в цене. Жечь индивидуальные костерки у каждого фургона оказалось мало и накладно, соседи, несмотря на "братскую любовь", царившую в колдовском сословии, волей-неволей объединялись и устраивали большие костры. Пожаров удавалось избегать только благодаря нашему ведьмачьему умению. Не будь наколдованных амулетов, горели бы фургоны, как спички. Колдуны приплясывали у костров, хлопали себя по рукам и кутались в шубы. И всё равно никто не мог согреться. У нас в таких случаях люди сбиваются в плотные семейные кучки, стараясь согреть друг друга. Точно так же поступили и мы с Дойленом — грели детей как могли. Чем заслужили массу косых взглядов и кривых ухмылок. Я всё понимаю. И браки в девяноста девяти случаях из ста по сговору или расчёту, и дети как чужие, а то и вовсе будущие враги-соперники-конкуренты, и братья-сёстры знаться не желают, но чтобы вот так откровенно жалеть крошечку собственного тепла для ближнего… Во всех смыслах, ведь мы с другом моим драгоценным не просто кутали мальчишек в собственные шубы, но и старались подарить им частичку душевного тепла, без которого не согрет никакой костёр. Дойлену было плевать на мнение соседей, он всегда отличался здоровым пофигизмом в этом отношении. А я, чувствуя ответное тепло маленькой души Ингена, в который раз просящего "тётю Стану" рассказать ему интересную историю, только улыбалась в ответ на презрение соседушек. Не без злорадства улыбалась, скажу честно. У меня в руках было богатство, недоступное людям с убитыми душами.