Уильям Гибсон - Идору

И только на третьем мосту она заметила, что его, Мьюзик-мастера, почему-то нет.

– Эй!

Кья остановилась. За витринным стеклом – карнавальные маски. Старинные, настоящие. Черная кожа, пенисовидные носы, пустые глазницы. Мутное зеркало, задрапированное вылинявшим крепом.

А может, сама же его и отключила? Проверила компьютер. Нет, не отключила.

Она закрыла глаза, досчитала до трех. Вспомнила отель “Дай”, заставила себя ощутить ворсистую жесткость застланного ковром пола. Снова открыла глаза.

В конце узкой, мощенной булыжником улочки, там, где она выходила на крохотную, с фонтаном посередине площадь, маячила какая-то незнакомая фигура.

Кья сдернула очки, не позаботившись даже выключить Венецию.

Глаза Масахико прикрыты черными присосками, губы беззвучно шевелятся, пальцы в черных наперстках выводят в воздухе мелкую кружевную вязь, а за его спиной…

На лохматой розовой кровати сидела Мэриэлис. С незажженной сигаретой в губах. В ее правой руке был маленький, странноватой формы пистолет. Кья машинально отметила, как контрастируют красные, свеженаманикюренные ногти с жемчужно-серым пластиком рукоятки.

– Ну вот опять, – сказала Мэриэлис, не выпуская сигарету изо рта, и нажала курок. Из дула пистолета метнулся узкий язычок золотистого пламени. Мэриэлис прикурила, выпустила облако дыма и вздохнула.

– Токио, он и есть Токио. Здесь всегда так.

В туалете, стоя у черного резинового писсуара, Лэйни краем глаза заметил русского, который причесывался перед зеркалом.

Во всяком случае, писсуар был похож на резиновый, с такими вроде как обвислыми краями. Интересно, а вот теперь, при работающей канализации, что бы они сказали человеку, пожелавшему внести свой скромный (скромный?) вклад в “Грот”? По пути сюда он обратил внимание на бар со стойкой из подсвеченной снизу плиты какого-то прозрачного мутно-зеленого камня; оставалось только надеяться, что плиту эту выпилили где-нибудь, ну, скажем, в горах, а не здесь же рядом, на лестнице.

Ужин уже закончился, и Лэйни чувствовал, что немного перебрал по части сакэ. Весь вечер они с Арли и Ямадзаки наблюдали за встречей Реза с этой новой, исправленной и улучшенной, версией идору – той, которая представлялась Вилли Джуду большой алюминиевой флягой. А Блэкуэллу приходилось понемногу осваиваться с ситуацией; судя по всему, он и в мыслях не имел ничего подобного, пока не услышал от Реза, что вот она, здесь.

Арли разговаривала в основном с Ло, в основном о недвижимости. О всяких его владениях по всему миру. Тем временем Лэйни слушал, как Ямадзаки развивает свою мысль насчет попытать счастья с этим малолетковым фэн-клубом; может статься, в этом и вправду что-то есть, но сразу вот так не скажешь, надо попробовать. Блэкуэлл и двух слов никому не сказал, он пил не сакэ, а лагер и ел с такой истовой старательностью, словно хотел что-то такое закупорить, словно в системе охраны обнаружилась брешь, которую можно устранить, если набить в нее побольше сасими. Австралиец орудовал палочками с ловкостью циркового жонглера, он мог бы, пожалуй, засадить тебе такую палочку в глаз с расстояния в полсотни шагов. Но главным аттракционом этого цирка были Рез с идору и – в несколько меньшей степени – Куваяма, поддерживавший беседу с ними обоими. Другой японец, Одзаки, держался в стороне; надо думать, его пригласили просто на случай, если потребуется заменить в этой фляге батарейки. Вилли Джуд был весьма приветлив и общителен, только вот общался он преимущественно ни о чем.

Памятуя, что техники разносят сплетни, как мухи заразу, Лэйни пару раз попробовал закинуть удочку в этом направлении, однако поплавок даже не шелохнулся. Одзаки отвечал коротко и сугубо по существу. Поскольку Лэйни не мог смотреть на Рэи Тоэи, не срываясь в узловое восприятие, ему пришлось ограничить намеченное на этот вечер подглядывание прочими доступными объектами, самым привлекательным из которых представлялась Арли. В очертаниях ее подбородка было нечто такое…

Лэйни застегнулся и пошел мыть руки. Раковина здесь была из того же черного дряблого материала, что и писсуар. Русский все еще причесывался. Конечно же, на этом мужике не было прямо вот так написано, что он русский, но уж больно примечательная экипировка: черные спецназовские ботинки с белой прострочкой, штаны с черными шелковыми лампасами и белый кожаный смокинг. Пусть даже и не русский, но наверняка нечто связанное с Комбинатом, этой мутантной комми-мафиозной заразой.