Уильям Гибсон - Идору

– Хак-Нам, – сказал где-то рядом Масахико.

– А что это такое?

– “Город тьмы”. Средостенье мира.

Кья вспомнила платок в его комнате, головоломную схему чего-то хаотичного и компактного, крошечные неровные лоскуты черного, красного и желтого. А они уже плыли вперед, к узкому проходу.

– Это мультиюзерный домен, верно?

Нечто вроде большой перманентной версии сайта, где имела место быть та идиотская встреча с токийским отделением, или тропического леса, нарисованного Соной и Келси. Но ведь MUD – это просто игрушка, место, где каждый может притворяться кем-то другим, разыгрывать придуманную для себя роль. Этим занимаются либо дети, либо очень одинокие люди.

– Нет, – сказал Масахико, – это не игрушка.

Они были уже внутри и неслись дальше, плавно ускоряясь в густой, барабанившей по оптическим нервам тесноте.

– Тайваньская улица.

Стены, сплошь покрытые бегущими надписями, призрачные двери, сменяющиеся, как карты тасуемой колоды.

А еще – фантомные фигуры, то и дело пролетающие мимо, и постоянное ощущение, что на тебя смотрят.

Фрактальная грязь, цифровая гниль, узкий проход, завешенный сверху дикими извивами каких-то чуть мерцающих линий.

– Приютский переулок.

Крутой поворот. Еще один, а затем они помчались все быстрее и быстрее вверх. Кья набрала в легкие побольше воздуха и крепко зажмурилась; под опущенными веками беззвучно вспыхивали радужные фейерверки, но невыносимое давление исчезло.

Когда вспышки потухли, она открыла глаза и увидела знакомую комнату Масахико. Только в куда более чистом варианте: без завалов грязной одежды, без пустых одноразовых плошек и прочего хлама. Она сидела на аккуратно застланной кровати, Масахико сидел рядом и напряженно смотрел на экран своего компьютера. Здесь же, на девственно-чистой поверхности стола, стоял и “Сэндбендерс”. Проработка текстуры более чем приблизительная, все предметы слишком уж гладкие и блестящие. А как он себя-то нарисовал? Да тоже, в общем, без особых хитростей. Элементарное сканирование годичной примерно давности – вон волосы совсем короткие. А одет в ту же самую черную куртку.

И платок тоже висит на том же месте, только анимированный, красные, черные и желтые пятнышки слегка пульсируют. Кроме того, появилась извилистая зеленая линия, ведущая от края платка к одному из квадратиков, желтому, и от этого квадратика волнами разбегаются зеленые кольца.

Кья еще раз взглянула на Масахико, но тот так и сидел, вперившись в свой экран.

Негромкий звон. Она оглянулась на дверь (ну до чего же все-таки убого сделана текстура дерева) и увидела, как внизу протискивается в щель маленький белый прямоугольник. Не останавливая движения, прямоугольник пополз по полу прямо в ее сторону и скрылся под кроватью. Кья посмотрела вниз, и вот он, пожалуйста, лезет уже вверх, по матрасу, с той же самой скоростью. Забравшись на кровать, нахальный прямоугольник выбрал такое место, чтобы было удобнее читать, что на нем написано, и замер. Шрифт вроде того, что в “Виски Клоне”, а может, и не вроде, а совсем тот же самый, а написано: “Ку-клукс-клан. Коллекционные курьезы” – и еще всякие буквы и цифры, адрес, наверное, только странный какой-то.

Снова звякнуло; на этот раз из-под двери вырвалось серое, бешено вращающееся пятно. Плоское и многолапое, как тень краба или паука, оно мгновенно взлетело на кровать, накрыло белый прямоугольник, поглотило его и с той же стремительностью бросилось к двери.

– Теперь я свободен от обязанностей перед Крепостью, – сказал Масахико, отворачиваясь от компьютера.

– А что это были за штуки? – спросила Кья.

– Какие штуки?

– Вроде визитной карточки. Вылезла из-под двери. А потом другая, вроде краба, вырезанного из серой бумаги, накинулась на нее и сожрала.

– Рекламное объявление, – улыбнулся Масахико. – И подпрограмма с критическими соображениями.

– Эта серая штука ничего не критиковала, она просто сожрала белую.

– Скорее всего, человек, написавший подпрограмму, не любит рекламы как таковой. Это не редкость. Или не любит данного конкретного рекламодателя. Причины могут быть политическими, эстетическими, личными, да какими угодно.

Кья окинула взглядом крошечную комнату.

– А почему ты не сделал себе что-нибудь попросторнее? – спросила она и тут же смутилась, что, может, это потому, что он японец и им, японцам, так привычнее. А иначе с чего бы? Самое, если подумать, тесное виртуальное пространство, какое она в жизни видела, а ведь сделать что-нибудь попросторнее было бы совсем не дороже, если, конечно, не размахиваться, как Сона, на целую виртуальную страну.