Сев на подоконник рядом с Сериль, парня буквально заворожило. Он не может оторвать взгляда от девушки, а его душа не радостно, не ликующе, но так-то возвышенно трепещет, гудит и ликует.
— Наверное, прекрасное место… всяко лучше этого, — мягким, чуть грубовато-низким голосом заговорила дама.
— Сейчас да, может быть. Когда я оттуда уезжал оно только отстраивалось. Но оно не было таким. Я помню те времена, когда мой дом не отличался от того, что я увидел тут.
— Тогда ваш Канцлер великий человек, что смог возродить твой дом. Ты его видел?
— Один раз. Лицом к лицу. И знаешь, да, он действительно хороший человек и правитель. А почему ты спрашиваешь?
На губах девушки расцвела бессильная улыбка:
— Я знаю, что ты пришёл сюда всё менять. Папа рассказывал, что у вас всем заправляет Канцлер, что он сможет поменять нашу жизнь, и вот я вижу человека, который его видел и не могу не спросить о нём.
— Почему?
— Знаешь, я всегда была буйной девочкой, — разностальгировалась с печалью Сериль. — Лезла куда не надо, а один раз вообще потерялась в квартале работорговцев и меня может, продали бы на юг, если бы не родители, которые подняли даже Приход. А в школе? Восемь классов в Приходской школе и видела, как дети остаются без родных. Мои подруги и друзья оставались сиротами и гибли вскоре или становились рабами, а того и хуже — их садили на короткий поводок у Храма. А мои родители всегда со мной, а вот к двадцати годам даже друзей нет. — Пальцы девушки коснулись заблиставших глаз и стёрли пару слёз, а одну пропустили, и влага светлой линией расчертила щеку Сериль. — У меня кроме двух друзей и них нет, и я хочу знать, что когда Приход останется в прошлом, они остались в порядке.
— Как интересно, что ты всё это рассказала. Обычно люди тут недоверчивые.
— Понимаю, но в тебе есть что-то,… не знаю, чувствую лишь, что тебе можно высказаться.
— Твой отец, Карлос, тоже заботится и хочет, чтобы ты с матерью жила в покое и мире, в будущем.
— Я знаю. Этим я пошла в него, как и многим. Такая же упрямая и бойкая. Только он меня бережёт от всего, да и я сама, повзрослев, поняла, что чудом дожила до двадцати лет. А у тебя есть родители?
— Нет. Отца и матери я не знаю. Моей семьёй были брат и тётушка Мария.
— Печально. Очень жалко, — потёрла ладони Сериль.
— Холодно? — с ропотом вопросил Данте, сотрясаясь душой, и как только девушка кивнула, он потянулся к ней, приговорив. — Давай согрею.
Парень взял шершавые ладони Сериль в руки и стал медленно потирать. От прикосновения к коже девушки Данте сделалось трепетно и мирно на душе, хорошо и спокойно. Они разговаривали ещё на множество тем, начиная от прошлого и заканчивая тем, что у каждого было вчера. Сериль рассказывала про здешние нравы, про том, как трудно работать при Приходе в «Податном Офисе», шутила про местных идейных дурачков, а Данте рассказал про Италию, пару забавных историй о брате и как попал в корпус «Серые Знамёна» и что было на службе. Они ещё долго могли задушевно общаться, а Данте впервые за долгое время почувствовал ощущение радости и благодати на душе, но время неумолимо и им пришлось разойтись.
— Ну, всё, мне пора, — тяжко, но с искренней улыбкой, сказал Данте.
— Конечно, — радостно ответила ему девушка, провожая взглядом, томно добавив, — завтра встретимся.
Глава четвёртая. Гладиатор
Глава четвёртая. Гладиатор
Град. Десять часов утра.
Грозы не было, даже дождика, а оттого и земля тут слишком сухая, а вода в этих краях хоть и вещь сравнительно частая, но больно дорогая. Большие объёмы этой оживляющей жидкости, для содержания ферм и хозяйств могут позволить себе только наиболее зажиточные «миряне», иначе говоря — граждане Теократии. А поэтому люди тут ждут дождя как манны небесной, потому что только во время, когда небеса рыдают над опустошённой землёй, удаётся собрать хоть какую-то жидкость, и то если не поймают «сборщики податей», ибо дождь тут трактуется, как благость Кумира, за которую установлен строгий налог и чтобы собирать дождевую воду нужно получить специальный «дождевой патент».
Когда Данте узнал это от Сериль, ему стало несколько не по себе, парень не может понять, как можно брать деньги за такие дары природы, и особенно если это преподносится как благоволение лживого божества. Но сейчас Данте сотрясается от мысли, что ему придётся сражаться и это не просто битва, которых он прошёл за время войны до одури, это арена, а он на ней гладиатор. Никакой экипировки, никаких гранат и винтовок и хорошей брони. Только его сила, ловкость и смекалка помогут ему выстоять против различных противников.
Читать дальше