Генри Олди - Волчонок

И запах…

Мира не выдержала, отвернулась. Вслед за ней — подруга Диззи.

— Все видели? Моя отметина!

Диззи ткнул стволом в дырку на шее махайрода, обрамленную глянцевым венчиком запекшейся крови.

— Я сюда и целился! Наповал!

Спорить Игги не хотелось, хотя он видел минимум пять отверстий в боку зверя, проделанных его «Стрелой». И еще одно, в груди — от импульсника Миры.

— Шкуру попортили… — буркнул Хью.

— На хрен шкуру! — взвился Диззи. — Главное, башка цела! Велю выделать чучело — и на стенку повешу. Цыпа, ты где? Иди сюда, Игги нас снимет! На память!

Игги кивнул на махайрода:

— Башку ему ты резать будешь? Ножик дать?

— Я?! Твою мать! — до тугоумного Диззи наконец дошло. — Надо было проводника дождаться… Он бы и отрезал!

— Твой трофей, — ухмыльнулся Игги. — Ты и режь.

Глюк заржал молодым жеребцом, Лат расплылся в улыбке. Настроение улучшилось у всех, кроме возмущенного Диззи.

— Становись к туше! Снимемся и летим дальше!

— Все трофеев хотят!

— Давай, не тормози!

Диззи облапил подругу, тиская ей грудь. Хью нацелился камерой, вспыхнул контрольный индикатор — запись пошла. Крупный план в кадре сменился средним, захватывая часть джунглей…

— Что за гадство! — Хью нахмурил брови. — Настройки полетели…

Джунгли ожили; вернее, расслоились. В мешанине листьев, ветвей и лиан проступили зыбкие силуэты. Так бывает, когда сбоит голопроектор. Объемные фигуры превращаются в призраков, плоских, как лист оформительской пленки, и сквозь них просвечивает «задник».

«Вот это меня вштырило! — восхитился Игги. — С чего бы?»

Два призрака шагнули ближе, обретая материальность. Шесть суставчатых лап возносили выше человеческого роста раковину — глянцевый, витой, сильно наклоненный вперед конус. Раковины были наискось срезаны на концах. Из срезов, из темно-красной перламутровой глубины, словно мясистые опухоли, выпирала лоснящаяся, розовая масса. Если красота раковин приводила в восторг, то их содержимое — сухопутные моллюски — вызывало инстинктивное омерзение. Игги попятился, поднимая «Стрелу». Руки онемели, ружье грозило выпасть из пальцев. Воздух, горячий и влажный, комом блевотины застрял в глотке. Игги судорожно икнул — раз, другой. Приклад «Стрелы» ткнулся в плечо. Паук, подумал Игги. Моллюск. Паллюск, оп-ди-ду-да! Шестиногая дрянь в прицеле рябила, расплывалась. Неприятно подергиваясь, паллюск шел цветными пятнами. Из последних сил Игги боролся с икотой. Я промажу, знал он заранее.

Однозначно промажу!..

Студень паллюска дрогнул. Миг, другой, и на Игги уставились два жемчужно-мутных бельма. Они сидели на кончиках слизистых рожек. Вокруг бельм наскоро формировалось безволосое лицо — судя по чертам, вполне человеческое.

Мое, хихикнул Игги. Чтоб мне сдохнуть, мое!

Истошно завизжала подруга Диззи. Эхом взвизгнул импульсник Миры. Вспышка, и Игги, отчаянно заорав, тоже нажал на спуск.

— Мое! — крик рвал горло. — Отдай мое лицо, мразь!

Палец занемел, разряжая батарею ружья.

— Ди-ду-да! Ди-ду-да, чтоб ты сдох!

Рядом палили, визжали и матерились. Раковина ближайшего паллюска разлетелась на куски, обдав охотников гейзером белесой жижи. Остро, вызывая тошноту, запахло креветочным супом с цитронеллой. Суставчатые ноги твари разъехались, скрежеща когтями по камням; дымясь, останки рухнули наземь.

— Есть! Мы ее завалили!

Игги развернулся ко второму паллюску и ослеп, как от огня плазменной сварки. Не целясь, он выстрелил в этот огонь. Сквозь багровые, сводящие с ума круги он видел, что на него надвигается зеркало. В зеркале полыхало неистовое солнце Тренга, а за буйством плазмы проступало еще одно, смутно знакомое лицо. Мира, подумал он. Мира, лисичка моя! Они и тебя обокрали… Отшвырнув разряженный лучевик, рыдая от рези под веками, Игги бросился прочь, не разбирая дороги. Нога подвернулась, угодив в трещину между камнями, Добс упал, до крови ободрав колени, снова вскочил, не чуя боли — бежать, бежать!

На карачках, на четвереньках; ползти…

— Скалы! — надрывался с небес баритон Латомбы. — Все на скалы!

Джунгли рождали все новых паллюсков. Они сияли на солнце, будто их облили жидким металлом. Отступая, Диззи и Хью продолжали стрельбу, но раковины-зеркала отражали лучи. Плавились камни, вспыхивали кусты и деревья. Впереди, в тридцати метрах от Игги, обогнав всех, взбирался на скалу Латомба. Распластавшись по камню, он перетекал с места на место, как клякса. Только кляксы обычно сползают вниз, а упрямец-стриптизер тёк вверх. Впервые в жизни прекрасно развитые мышцы Латомбы пригодились вудуну не для того, чтобы бесить гормонами мозги богатых климактеричек.