Алексей Золотухин - Агония небес. На исходе дней

Однако что-то прочно склеивало мои веки. Приложив серьезное усилие, дрожащими от слабости руками и все еще непослушными пальцами я медленно раскрыл их, не щадя своих ресниц.

Яркий свет, словно пламенем, обжег глаза, и я зажмурился. Вдоволь налюбовавшись разноцветным калейдоскопом солнечных зайчиков, я прикрыл ладонями глаза и повторил свой эксперимент.

В этот раз я вел себя осторожнее: прищурился, постепенно отвел руки от глаз и наконец разглядел источник слепящего света. Всему виной были яркие лампы, висевшие надо мной. Это были хирургические лампы. А я абсолютно голый лежал на операционном столе в их свете.

Мое тело покрывали бурые пятна запекшейся крови. Кровь была повсюду, она даже просочилась сквозь кем-то наброшенное на меня поверх простыни покрывало.

Однако, несмотря на такое обилие кровавых следов, никаких ран или швов я на себе не обнаружил. Видимо, кровь была не моей. Но никакой версии относительно того, откуда она взялась, у меня так и не появилось. Не окатили же меня кровью из ведра для создания спецэффекта, как в американском боевике.

Были и другие детали, которые меня насторожили. Казалось, в операционной я находился совсем один. Хирурги в масках не суетились вокруг, и медсестер тоже не было видно. Кроме того, само помещение, насколько я мог разглядеть, было весьма грязным, словно это не обычная отечественная больница, а заграничная криминальная клиника по извлечению органов на продажу.

На подвесном потолке и стенах комнаты виднелись многочисленные пятна. Выглядели они так, будто в операционной щедро расплескали концентрированную серную кислоту, которая прожигала поверхность всюду, куда попадала. Многие предметы интерьера утратили полностью или частично свой первоначальный цвет, как изображения на выцветшей под солнцем фотографии. Висевший на стене круглый циферблат часов оплавился и деформировался, стекло волнистой пленкой висело под корпусом, и я невольно вспомнил картину Сальвадора Дали. Стоявший под часами передвижной столик с монитором, какими-то датчиками и медицинским инвентарем обуглился, словно после пожара. Оплавленные провода опутывали его, как лианы в диких джунглях. У стоявшей рядом с операционным столом металлической тележки с хирургическими инструментами были выломаны целые куски. Выглядела она так, как будто огромное изголодавшееся существо жадно обкусало ее.

Впрочем, странности не ограничивались внешним видом операционной. Новым открытием стало то, что боль, мучившая меня после пробуждения, прошла без следа. Я чувствовал себя совершенно здоровым. В связи с этим возник вполне резонный вопрос: что же, собственно, я здесь делал? Не позагорать же под хирургическим светильником прилег…

Не найдя ответа и на этот вопрос, я решил как следует осмотреть помещение и приподнялся на локтях. К своему ужасу я понял, почему не было видно медицинских работников – никого из них не осталось в живых. Врачи и медсестры лежали на полу вокруг хирургического стола в самых немыслимых позах.

Трудно было поверить, что все это реально. Похоже, я снова видел кошмар. Но теперь уже, очевидно, наяву. От страха у меня перехватило дыхание. Я буквально остолбенел, не в силах ничего предпринять или даже просто сдвинуться с места.

Прошла минута или две, прежде чем я заставил себя продолжить изучение операционной. Специфического запаха не ощущалось, стало быть, врачи умерли не так давно. Но что их убило? Это было абсолютно непонятно. Может, я пробыл некоторое время в коме и случайно проспал конец света в виде экзотической пандемии? Версия была, конечно, безумной. Впрочем, что еще могло прийти на ум при виде открывшейся картины. Превозмогая страх и рвотные позывы, я решил осмотреть трупы, чтобы понять, что здесь случилось.

Вид у медиков был прескверный. Их лица, точнее то, что от них осталось, были полны дикого ужаса и нестерпимой боли. На некоторых не хватало фрагментов кожи, на других исчезли, словно растворились, мышцы. Были и полностью сохранившиеся, при взгляде на которые возникло ощущение, что жизнь из них просто вытекла.

Хуже всего пришлось хирургу. На месте его глаз зияли две обугленные дыры. Такое же жуткое отверстие осталось и на месте носа. Кожа стала серой, как пепел, и местами потрескалась. Халат был залит кровью и чем-то еще желтовато-зеленым. Месиво костей и тканей, видневшееся из-под разорванного халата, даже смутно не напоминало человеческое тело – скорее, солому, которой набивают огородное чучело. Одна рука врача мертвой хваткой сжимала скальпель. Со скальпеля, припекшееся кровью, свисало нечто, нитеобразное и мерзкое, зеленого цвета. На месте второй руки остался лишь пустой рукав белого халата, из которого высыпалась горстка серого пепла, словно кисть истлела от какого-то внутреннего жара.