Алексей Бакулин - Письма в Небеса

...Допустим, я назову это заметками. Или лучше — размышлениями. Или, наверное, стихами в прозе. Но точнее будет — стихами в публицистике, хотя звучит такое определение просто отвратительно.

Вот, что вспоминается: некогда индийский народный вождь Джавахарлал Неру, сидя в тюрьме, писал письма своей дочери Индире, которая потом прославилась как Индира Ганди. Это были особые письма: в них Неру последовательно излагал дочери всю мировую историю от древнейших времён до современной ему эпохи. Представьте себе: сидя в камере, не имея под рукой никакой справочной литературы, полагаясь на одну лишь свою память, (а она у Неру была поистине завидная!), он подробно описывал век за веком, не просто излагая события, но давая им своё толкование, освещая их светом собственной души. Потом эти письма были, разумеется, изданы и получился поистине удивительный труд — история мира, с точки зрения личности, — так сказать, авторская история, одухотворённая история, история человечества в сердце одного человека. Здорово, просто здорово!

Вот и я прошу читателя: воспримите все эти отрывки, заметки, раздумья как письма — от автора лично к вам. Ведь письма читают несколько иначе, чем газетные материалы, хотя изначально, это именно газетные материалы и есть (мои публикации во всероссийской газете «Православный Санкт-Петербург»). Но всякий журналист вам скажет, что газетного в этих записках очень мало, — разве что краткость. Однако, тут и краткость не газетная.

Уайльд сказал: «Если оратор хочет исчерпать тему, он рискует исчерпать терпение слушателей». Я отнюдь не пытаюсь кратенькими своими письмами исчерпывать поднятые в них темы. Я не пишу трактаты — литературоведческие, исторические или богословские. Я просто говорю о том, что для меня в данной теме кажется главным. Именно для меня. Субъективизм чистейший.

А как же иначе? Это — письма, а письма не бывают не субъективными. В тот-то и заключается их ценность: в сугубо личном подходе. Базовую информацию черпают из других источников, а частное письмо передаёт частный взгляд. «Я к вам пишу!» — именно я, именно к вам, чтобы донести до вас свой взгляд на историю, на словесность, на Церковь... Пишу о том, на что считаю необходимым обратить ваше внимание. Моя цель — не познакомить, но указать, ткнуть пальцем, если хотите: «Взгляните — тут вот, что особенно любопытно...»

Тогда возникает вопрос: если «я к вам пишу», то почему же «Письма в Небеса»?

Наверное потому, что первый и главный получатель всех наших посланий — это именно Небеса. Там наши письма прочтут куда раньше, чем они дойдут до адресата. Это не перлюстрация, это собственно и есть истинный пункт назначения. Не всякое наше слово обращено к Богу, но всякое услышано Им. И, как сказано, «за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Мф. 12, 36). Не мне судить праздные слова здесь собраны, или не праздные. Кстати, «непраздная» на церковном языке означает «беременная», — соответственно, и непраздное слово тем и отличается от всех прочих, что должно однажды разродиться неким духовным плодом.

...Словом, вот три подборки писем — о культуре (литературе, главным образом), об истории (в первую очередь русской), о Церкви (Православной, конечно) и о... о жизни (простите великодушно за столь расплывчатое определение!)

Ну, а в конце этой книги писем — две почтовые бандероли: три рассказа и три древнерусские повести, которые я попытался пересказать современным русским языком.

Это подборка писем о литературе.

Кто-то скажет: «Почему же вы почти не пишите о великих писателях, о гигантах нашей словесности? Из признанных гениев здесь только Лев Толстой...»

Почему? Да именно потому, что русская литература гениями не исчерпывается. Пушкин, Чехов, Достоевский, Тургенев стоят в окружении авторов, так сказать, второго эшелона — Мамина-Сибиряка, Гаршина, Майкова... Рядом с Гоголем, естественно, стоит Владимир Одоевский. Рядом с Львом Николаевичем Толстым — Алексей Константинович Толстой.

А тут и третий эшелон — Слепцов, Помяловский, Николай Успенский...

Гении наши не на пустом месте высятся, они — не чудо, не исключение из правил, а естественное порождение русского духа.

Я уж не говорю о том, что и третий-то эшелон — это великая национальная ценность России. Они - семена, брошенные в почву культуры, а всходы появляются в последующие века. От Слепцова тянутся ростки к деревенщикам ХХ века, от Никтина и Сурикова — к Есенину и Твардовскому. Русская почва способна плодоносить, и она будет плодоносить впредь.