Майя Максимова - Первая леди

– Хочу, – её глаза заблестели от восторга.

Мы подошли к ярко-зелёному киоску-автомату, и я со щемящей ностальгией в душе вспомнила времена, когда здесь работали обычные продавцы, а за товар приходилось расплачиваться деньгами. Передо мной сразу возник образ Элеоноры Михайловны, небрежно протягивающей пятисотрублёвую купюру темноволосой девушке в сдвинутой набок кепке. Казалось, это было вчера, и стоит просто зажмуриться и открыть глаза, чтобы усилием всёпреодолевающей мысли снова вернуться в упоительное царство детства. Но… Я моргнула ровно одиннадцать раз, а киоск так и не превратился в девушку.

– Два шоколадных пломбира, – мне стало неловко за собственную сентиментальность, пусть и проявленную в присутствии одной лишь дочери.

Автомат без раздумий выдал нам мороженое, и, взяв его в руки, мы неспешно побрели по набережной.

– Такая вкуснятина и всего за два рубля, – несмотря на проблемы Кира буквально сияла от удовольствия.

– Вообще-то бесплатно, – виновато призналась я. – С президента не списывают за покупки в городских автоматах.

– То есть, ты угостила меня за счёт бюджета?

– Да. И, пожалуйста, оставь в покое мораль. В целом и в частности я поступила по закону.

Не знаю, что именно доставляло дочери дискомфорт, когда в разговоре всплывала тема денег. Она и сама не могла описать природу своего протеста, всякий раз обращаясь к абстрактным высшим материям. Но тогда её прорвало в самый неожиданный момент – из-за мелочи, несопоставимой с происходившими вокруг событиями.

– Мама, мир на краю глобальной катастрофы, а тебе жалко списать четыре рубля со счёта?! Причём тут закон и непонятная никому мораль… Мы говорим об элементарных основах поведения!

Я замерла с поднесённым ко рту стаканчиком, обескураженная этим спонтанным проявлением эмоций.

– Да-да, и не смотри на меня как на сумасшедшую. Любой твой поступок слишком важен для человечества!

– Считаешь, я подвергаю мир опасности из-за того, что угостила тебя бесплатным мороженым? Прости, но это очень похоже на бред даже с позиции христианской веры.

– Вера тут ни при чём, – Кира умерила свой пыл и повернула к ближайшей свободной лавочке. – Вопрос в твоём выборе. Как ты поступишь тогда, когда на кону будет стоять судьба всего человечества?

Мы сели на некотором расстоянии друг от друга, и секунд тридцать мой мозг лихорадочно обдумывал услышанное. Разумеется, мне хотелось найти себе убедительное оправдание, но я понимала – она ждёт совершенно другого ответа. Не объяснений случившемуся минуту назад, а вариантов для ещё ненаступивших событий. В конце концов я не придумала ничего лучшего, кроме как честно вывалить на неё свои сомнения.

– Знаешь, ты задаёшь слишком неудобные вопросы. А вдруг мне вообще не предоставят права выбора?

– Так не бывает, – моментально парировала Кира. – У президента слишком много полномочий, чтобы бездействовать, стоя у края пропасти.

– Но я не чувствую в себе того компаса, который нужен для принятия таких решений!

– В этом-то и проблема, – неуловимым движением она стащила с меня очки, и мы как две львицы уставились друг на друга.

После случившегося у меня оставалось мало шансов избежать разоблачения, но дочь не заботили проблемы моего инкогнито.

– Мама, – в её глазах читалась такая решительность, что я предпочла не вступать в словесную перепалку. – Пожалуйста, пообещай мне одну вещь: когда придёт время, ты сделаешь собственный выбор. Только не тот, который подскажет кто-то из окружения, а тот, что родится по велению твоего сердца.

– Но…

– Обещай! – её лицо исказилось от напряжения. – Неужели так трудно поклясться хотя бы в этом?!

Любая мать, оказавшись на моём месте, без раздумий пошла бы на поводу у дочери. Но только не я. Во мне проснулась девочка Юля, с завидным упрямством отстаивающая свои позиции.

– Кира, я не смогу полагаться на голос сердца, если мой выбор будет определять судьбу цивилизации. Руководить – это прежде всего слушать других и только потом принимать рациональное решение.

– А как результат, мы едим мороженое за счёт бюджета вместо того, чтобы самим заплатить за удовольствие.

– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать? Что я поступаю разумом, а не сердцем?

– Да, – её голос упал до шёпота. – И в этом беда практически всех политиков.

Я вздохнула, абсолютно не готовая к спору, хотя в запасе у меня был миллион аргументов. Но что они значат, когда твоему собеседнику девятнадцать лет и он убеждён, что им движет великая истина?