Путь механического солдатика, у которого нет цели. Приходилось слушаться молчаливых команд.
Несмотря на черный, без единой звезды, купол неба и такую же землю под ногами, Клим видел, куда ступает. Куда идет. Не приходилось даже присматриваться – все различимо. Жар от глины под ногами заметно ослабел, скоро он сменится морозом. Таким, что птицы бы падали, замерзая в полете, а выплеснутое ведро кипятка застыло бы иглами сосулек, не долетев до земли.
Дубак челендж детектед.
Только здесь ни птиц, ни ведра. Это почему-тои страшно, хотя он давал себе клятву не бояться.
Себе? Да кто его знает…
Впереди, впервые за все эти ночи (одну и ту же ночь?) показался свет. Еле заметные сполохи небольшого костра, разгоняющего тени. В ту сторону даже черви не ползли – это Клим заметил раньше, обходя их черные надутые тела.
Он пошел быстрее.
Еще быстрее, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать. Рваный ботинок то и дело цеплялся за пучки травы, рюкзак хлопал по спине, звенел карабин о кружку. Клим спешил: эта ночь явно что-то изменит. Или нет? Но – костер. Тепло. Другой человек, встреченный не в этих картонных городках, а здесь, недалеко от дороги. Нечто треснуло в сутках сурка, нечто сломалось. Сейчас Клим был бы счастлив любым изменениям.
– Постойте! – хрипло каркнул он на ходу. Горло слиплось от пыли, потрескавшиеся губы еле шевелились.
Но кричал он напрасно: сидевший у костра человек и не думал никуда идти. Завернулся в плащ, поджав под себя ноги, и лениво шевелил в багровом глазе огня неведомо откуда взятым прутком. Не давал костру ни погаснуть, ни прогореть слишком быстро. Капюшон скрывал лицо, торчала только острая бородка.
– Стоять холодно, – негромко заметил тот. – Я лучше посижу.
Голос у него был старческий, надтреснутый. После каждой пары слов он делал еле заметную паузу, выравнивая дыхание.
Клим подошел вплотную и остановился, глядя на огонь. Сидящий последний раз ткнул прутом и положил его на землю:
– Порядок. Теперь до утра догорит.
– А ты… А вы – кто? – спросил Клим. – Зачем здесь… У вас есть вода?
Человек засмеялся. Тихо, будто над своими мыслями, не стараясь обидеть собеседника.
– Я – садовник. У таких, как я, всегда найдется вода, иначе какой в нас прок.
Он протянул руку в темноту, куда отблески пламени не добирались, и вытащил увесистую флягу – гораздо больше Климовой. Литра на два.
– Держи. Пей. Грейся. Сегодня особенная ночь, ей надо насладиться сполна.
Клим не слушал. Он схватил флягу, свернул повисшую на цепочке крышку и пил. Не мог остановиться. Холод обнял его сзади черными крыльями, но страннику было не до того.
– Оставь немного, – лениво посоветовал садовник. – Тебе же и не хватит до утра.
Клим пробурчал что-то, не отрываясь от фляги. До утра… Жить нужно сейчас. Хотя старик и прав, надо, надо.
Но он так привык, что все по-настоящему нужное ему скомандуют, что сам себе приказать он не мог.
– Отложи, говорю… Жертва пустыни, – повторил садовник.
Голос его был по-прежнему расслабленным, но прорезалась в глубине недовольная нотка. Клим опустил флягу, шумно, как лошадь, выдохнул и завернул крышку, тихо звякнув цепочкой.
– Уф-ф-ф… Спасибо, добрый человек!
– Садись уже к теплу. И рассказывай, что и как.
– О чем?
– Да о чем хочешь. Твоя жизнь – тебе и вспоминать.
Старик поправил капюшон, упрямо не желая его снимать. Над бородкой где-то в глубине блеснули искры костра.
Он в очках, что ли? Ночью?! Впрочем, за подаренную воду Клим бы простил даже, если бы собеседник сидел в скафандре. Таком же, как Климу пришлось бросить первой из вещей – очень уж тяжело ходить, а ни от жары, ни от холода не спасал. Шлем, помнится, просто пнул в заросли травы и проводил взглядом.
Хорошо, что осталась сменная одежда. И обувь. Не рассчитанные на использование за бортом корабля, но лучше, чем ничего.
– Это все-таки Марс? – спросил Клим после паузы. – Я ни черта не помню после старта.
Теперь он сидел у костра, рядом с непонятным садовником. Поворачивался то одним продрогшим боком к огню, то другим, протягивал к ленивым языкам пламени руки.
– Это все? – слегка удивился старик. – Ну, если тебе так проще – Марс. А что?
– Мы же летели именно сюда. Ждали лишенной атмосферы остывшей планеты, а здесь… Все же прав был Брэдбери, а не все эти ученые. Здесь люди. Только… очень странные люди. И эта чертова карусель – жара и холод.
– Никуда вы не летели, мальчик. – Садовник снова пошевелился, блеснув очками из глубины капюшона. – Корабль взорвался при отделении первой ступени. Протечка топлива. Трещина в баке. Вот так.
Читать дальше