Юрий Мори - Пустой человек

Поэтому он шел. Медленно, но без остановок. Без цели и смысла.

Стоптанные ботинки, левый из которых скрипел, а его брат молчаливо просил каши разорванным швом, ступали в пыль. Красную с коричневым, вязкую, мерзкую. Этой пылью он пропитался насквозь. Ничего другого: дорога, пыль, солнце. И ветер, конечно, горячий ветер, дующий навстречу, опять же – в какую сторону ни иди. Ветер, крутящий еле заметные красноватые смерчи из все той же пыли над редкой щетиной травы.

С другой стороны, есть и плюсы.

Ни разу за все время странствий он не видел здесь оружия. Никакого, даже завалящего, ножа, хотя они уж точно должны быть. В хозяйственных целях и на предмет зарезать собеседника при обострении дискуссии. Ни одной рекламы, ни одного автомобиля – и штрафов за превышение скорости. Нет трезвонящих телефонов и бессмысленного пульса интернета – читай, смотри, слушай. Срочно. Нужно. Только тебе. Со скидкой и доставкой до порога. Новая модель. На тридцать процентов мощнее.

Купи. Купикупикупи. Точка ком.

Со сборщиками налогов, адвокатами и прочими работниками виртуальной пустоты тоже напряженка. И это немного примиряло с действительностью, это грело… хотя в дневное время, пожалуй, охлаждало душу.

– Сколько до вечера? – спросил Клим у солнца над головой.

Дурацкая привычка – говорить вслух, но так он хотя бы уверен – не разучился. Справится при случае с просьбой напиться или попыткой поменять остаток вещей на еду.

Солнце не откликнулось. Оно было жарким и молчаливым, как обычно. Мячик он и есть мячик, а что завис в небе – мало что меняет.

Уловить продолжительность дня никак не удавалось. Ни разу. Ночь сваливалась как пальто с вешалки, треснув прогнившей петелькой.

Иногда Климу кажется, что он умер. Вокруг ад, хотя… Тогда здесь была бы реклама, сатана слывет поклонником современных методов наказания. Реклама и красные будки с банками кока-колы.

Рай? Страшновато быть вечно награжденным палящим зноем пополам с ночной стужей. Не бывает такой праведности, чтобы уж так жестоко…

В моменты раздумий Клим доставал из рюкзака давно сточенный под самую рукоятку нож, садился на землю и даже не резал – пилил себе руку. Лезвие тупое, как все бывшие жены знакомых. Рядом с зажившей зеброй полосок шрамов появлялась еще одна царапина. А из нее сочилась кровь – густая на жаре, быстро сворачивающаяся в бурую корку.

Доказательство. Не поспоришь. Он жив. И от этого становилось вовсе не по себе.

Клим поднялся на ноги, не глядя отряхнул от пыли испачканные штаны и закинул рюкзак за спину. Что хотел – то и доказал себе, молодец. Руку пощипывало, но и это скоро пройдет. Какие-то пять тысяч ведер – и золотой ключик у нас в кармане.

Где же ночь? Ведь это – не только холод. Это время прихода неясных теней. От них можно сбежать только в сон, под ватное одеяло временного небытия. В пустую черную пещеру, где мозг, обязанный крутить реальные и не очень фильмы, треща стареньким кинопроектором сознания, теперь почему-то ленится. Отлынивает. Сны пусты и прозрачны.

Климу показалось вдруг, что не было этой череды дней и ночей. Что все это – одни и те же сутки, запущенные по кругу. Закольцованные, несмотря на разные города. На встречи. На людей. Сутки сурка, персональное предложение – и только для него.

Солнце мигнуло и погасло, не пройдя и трети пути от зенита к горизонту. От земли под ногами шла плотная волна жара, а вот ветер стих, словно умчался вслед за светилом.

– Пока не похолодало – спать! – уверенно сказал странник темноте. Она тоже была неразговорчива, как и солнце, но звук своего голоса радовал.

Пустынные пространства по обе стороны дороги начали оживать.

Тени, сперва почти бесплотные, похожие на игру темноты в уставших от света глазах. Вот они сплетаются, наливаются густой маслянистой тяжестью. Превращаются в червей – длинных, извивающихся между пучками травы, безглазо тыкающихся головами по сторонам. Несмотря на темноту, Клим видел их и раньше, видел и теперь. Бояться нечего – они не раз и не два доползали до него ночами. Ощущения как от касания туго надутых воздушных шариков, не больше.

Ничего страшного. Ничего.

– Не спать на дороге, я помню… – проворчал Клим, сходя на обочину и шагая по нетронутой глине пустоши.

Что-то заставляло его поступить именно так, он привык. Со свободой воли в этом месте были изрядные сложности: он волен идти, но пока не начнется ночь. Волен зайти во встреченные поселки и попросить воды или пищи, но – ненадолго.