Ким Робинсон - Марсианская трилогия

– Но это означает, что вы никогда не увидите изменений. Даже если проживете очень-очень долгие жизни.

Жан-Клод пожимает плечами.

– Главное – сама работа, а не её результат. Зачем нам так на этом сосредотачиваться? Ведь результат означает только то, что ты уже все сделал. Лучше быть в середине или в начале, когда ещё многое предстоит сделать и когда все может повернуться куда угодно.

– В том числе провалиться, – не унимается Роджер. – Может стать ещё холоднее, атмосфера может замёрзнуть, все живое на планете может погибнуть, как эти деревья. И вообще ничего не останется.

Фрея недовольно отворачивается. Жан-Клод замечает это и, кажется, впервые приходит в раздражение. Они не понимают, о чем говорит Роджер, и это их просто утомляет. Жан-Клод кивает, указывая на безжизненный пейзаж.

– Говори что хочешь, – произносит он. – Говори про свой кризис, что все погибнет, что планета замёрзнет на тысячу лет… говори хоть, что звезды упадут с неба! Но жизнь на Марсе будет все равно.

XXVII. «Если бы Ван Вэй жил на Марсе» и другие стихи

Проездом

Каждый на Марсе лишь гость:

Ночи в мотелях, а дни – на дорогах.

Друзья вдали, с большинством

Не увидимся – помним,

У жизни краткие сроки.

Если, за годом год,

Сеть привычек плести,

Делая то же впредь:

В номер – обед, друзья, пути, —

Можно решить, нас не ждёт

Смерть.

Чуть тронувшись

Однажды, как сомнамбула в ночи,

Брел к ванной: шкаф, изножие кровати

Оставил за спиной, и за порогом

Хотел стены коснуться – её нет.

Вневременная жуть. В дыре я, в чёрной.

Меж звёздами зияет пустота.

Ах, в спальню я попал чудн у ю вдруг:

Стены там нет и без шкафов – пуст о ты.

Вот коридор, ведущий к новой ванной,

И полностью квартира вся – другая.

Я осознал, где я теперь ночую,

Исчез тот сонм ужасных наваждений.

Цвета каньона

В каньон Лазули, вместе в лодке,

И, меж тенями, звучит

Лёд под веслами, тонкий.

Вширь – ручей: змеем в лучах,

Впадина древний камень язвит.

Каждый вздох в иней оделся.

Тянется вдаль красный каньон,

Следом другие – конца им нет.

Ржав песчаник, ветер поет,

Мрак из трещин льется на нас.

Где алый пляж размыт —

Зелень – мох и камыш.

Природа? Культура? Нет. Марс.

В темно-лиловом небе

Две звезды – синь с серебром —

Земля и Венера.

Vasitas Borealis

Красные камни, пески – скрыты в воде:

Пришлось её из почвы откачать,

Чтоб уничтожить ту малость, что знал

Каждый о месте, где в воздухе след

Остался, будто угарный газ.

И день перед нами дрожит в огнях —

Рыжее пламя прыгнуло вверх,

Его здесь не было, когда

Мы сделали первый шаг

В мир, написанный на воде.

Ночная песня

Заплакал ребёнок —

Встаю посмотреть.

Он все ещё спит,

Возвращаюсь в постель.

Как же много

Часов таких:

На страже ночью,

Пока семья спит.

Жена пинает меня во сне,

Дует сквозь щели в южном окне,

Поезд вдали гремит.

Звон цикад бьёт по нервам мне,

Мысли, как метеоры.

Только быт на уме,

Снова и снова.

Пустошь

Над перевалом – бег облаков,

Край неба ал от зари.

Белый гранит, ржавый гранит.

Озеро. Тает снег.

А под скалой —

Сосны и тени,

В водах дрожит

Лёд отражений.

Рыба играет – лёд

Вмиг кругами идёт,

Тот, что на сердце – нет.

Имена каналов

Тут Лестригон и Гибла тут,

Киммерия, Антей,

Скамандр, Пандора и Фретум,

А также Хиддекель,

Фисон, Питон, Протоний здесь,

Конечно, и Аргей.

Тут имена и впадин, и вершин,

Попавших в первый телескоп земной,

Вулканов сон, Эллада и Аргил,

Глубокие каньоны, тёмный Сирт

И льдов полярных дрожь.

Идалий, Гидроат, Окс, Геликон.

Здесь линии ландшафты создают,

Ведь, иллюзорные, давным-давно

Мир тёмных пятен оплели собой:

Любая, различимая с Земли,

Простерлась сотней километров вширь.

И снова имена, что жизни ждут:

Кадм, Эригона, Гебр и Илисс.

Так глупо – я уже влюблён в простор

Пирфлегетона, Ортиги, Мемнонии, Эвменид.

Живу в долине, ровной, как стол,

Окруженной горами, где нет дождей.

К западу встал Малый Хребет,

Большой – на востоке. Вдаль посмотрю —

С юга на север тянется путь,

Да, марсианский канал велик.

Ещё одна ночная песня

В смятых простынях дрожишь.

Взмок. Замерз. В тебе

Тлеет боль во тьме.

Жернов ума заскрипел —

Скорлупки годов в пыль растерты:

Вина, ностальгия, скорбь о чем-то,

Грусть ни о чем, в мыслях – тысяча дел,

Читать дальше