Олег Мартынов - Тот еще космонавт! [litres]

Рифат поднимать руки вверх тоже был не намерен, выигрыш маячил перед ним своей близостью, давил на мозг короной, пережрать самого профессора из Центра подготовки космонавтов являлось теперь делом принципа, своеобразным долгом чести:

– Тогда уж шесть, чего мелочиться-то, жарковато как-то и вправду.

Отрыжка Взмылина чуть не стала роковой. В желудок три стакана чая могли и не поместиться, содержимое требовало незамедлительного выхода. Эшафот как вариант не подходил. Драться до конца, пока хватит сил! Неимоверная дисциплинированность и самоотдача, выработанные годами, позволили профессору продолжить этот гастрономический батл. Ухмыльнувшись, Рифат, невзирая на былые заслуги уважаемого ученого, пошел ва-банк, залпом опорожнил стаканы, один за другим, давая Взмылину опомниться, наседая своим упорством на самую больную точку в его душе:

– Салаты здесь умопомрачительные, еще бы два съел, если, конечно, время позволяет. – Он блефовал, как в покере, давая профессору небольшой шанс выйти из битвы, сохранив лицо. – К примеру, «Весенний» и «Оливье» вкусные очень…

Взмылин, с трудом допивая третий стакан, резко поднялся и, едва не срываясь на крик, воскликнул:

– Пора, ребятки, надеюсь, наелись? Поблагодарим уважаемых поваров и с Богом поедем по делам.

Спор был проигран, свет потушен, бутафоры убрали декорации, поклониться достойно, без спешки и на свежий воздух, дать волю слезам с досады. Не тут-то было, уже у выхода его окликнул ненавистный теперь, вошедший в раж, Рифат:

– Профессор, можно допью за вами?

От стрелы, пущенной в спину Взмылина, веяло ядом. Позор проникал в каждый капилляр ослабшего от обильной еды организма, разлагая его изнутри, отделяя наживо плоть от костей. Напрасно было взывать к совести выигравшего, сохранить чувство собственного достоинства, отстраниться от ситуации, уйти в себя, собраться, вот что важнее:

– Ради бога, Рифатик, и догоняйте нас!

Победитель, не скрывая обуревавшего его удовольствия, торжественным шагом, изредка переходя на строевой, уверенно подходил к автобусу. Окруженный сонмом невидимых фурий, гордо неся на голове лавровый венок, благословляя на ходу таких же невидимых горожан, он царственно приближался к Взмылину, поджидавшему, рабски склонив главу пред Императором, у дверей пазика. Крепкое рукопожатие вернуло Рифата на землю и возвестило миру о начале новой эпохи правления царя дармоедов. Так ли, не раб он, прикидывается профессор, задумал что-то худое, но виду не подает. Лишь бы не отравил за поругание, обидится и знаниями зачморит, станется с него. Гвоздодер был бы плохим педагогом, не забив в концовку блестящий, кривой гвоздь:

– Рифат Мансурович, не потерплю отказа откушать со мной в удобное для вас время, буду премного благодарен!

– Как будет угодно, Иосиф Виссарионович, к вашим услугам!

Народ невозмутимо сидел в автобусе, размышляя над произошедшим. Молчали, не осмеливаясь проронить ни слова до следующей остановки. В полнейшей же тишине проследовали в здание без вывесок и табличек, где на входе преградил путь строгий дежурный в военной форме. Взмылин долго доставал нужные бумаги, роясь в глубоких карманах пальто, весьма любопытные вещи вылезали на обозрение присутствующим. Кроме всевозможных квитанций, мятых чеков, можно было разглядеть тяжелые связки ключей в различных конфигурациях и платки, от несвежих до аккуратно сложенных и поглаженных. Внушительная россыпь жевательных резинок, открытых неведомо когда либо сверкающих новизной, завершала безделушную композицию, ассортимент внушал уважение. С нетерпением ждали, когда же появится волшебная лампа Аладдина, но зря, похоже, припрятал для торжественного случая.

– За мной, товарищи! – Пропуск, красной книжицей обращенный к вахтеру в развернутом виде, отворил заветный вход в пещеру.

«Конференц-зал», первая встретившаяся табличка, точно отображающая нахождение нужной двери, за которой находился вполне добротный красный уголок из недавнего советского прошлого. Портрет Ленина, конечно же, отсутствовал, зато настоящее руководство страны было представлено вплоть до замов, обособленно висел и глава Роскосмоса Жатецкий Аполлон Иванович. Наклон головы на портрете был направлен сверху вниз, в отличие от прямосмотрящих в будущее коллег, подчеркивая символичность первенства космоса над приземленным смыслом других ведомств и министерств. Однако хитрый прищур президента возвращал коллег обратно, обнадеживал.