Олег Мартынов - Тот еще космонавт! [litres]

В салон воздушного судна из кабины с обеспокоенным видом вышел бортинженер и на пальцах стал переговариваться с сопровождающим. Человек в форме, по-видимому привыкший к такому способу общения, пытался робко возразить, но под напором убедительных знаков и пары фраз, сказанных на ухо, отступил, заверяя в своей толерантности характерным прикладыванием руки к груди. Член экипажа, нагнувшись, проник в туалет, а охранявший воздушный сортир военный двинулся к пассажирам:

– Пристегните ремни, товарищи, входим в зону повышенной турбулентности.

Взмылин подкрался незаметно и бесшумно присел рядом с Саней:

– Александр, посижу с вами немного, хорошо, а то скучно там одному, но вашей беседе не хотел мешать, да и трясти сейчас начнет, не люблю болтанку. Кстати, Анастасия Петровна велела кланяться, ждет с нетерпением возвращения, сказала, нашла подходящее свадебное платье в Интернете.

– Вот ведь зараза, успокоиться не может. Рифат верно определил ее сущность вурдалачью. – Саня уже не смеялся. – И на Марсе найдет, чтобы кровушки испити.

– Зато летать непередаваемо в кайф! Я же первый раз в самолете. Получается, нет худа без добра. – Вытянув рукав свитера, Женька тщательно протер стекло иллюминатора.

– Пожалуйста, профессор, присаживайтесь. Попробуй откажи вам. – Саня выпрямился в кресле, и уже только потом, более дружелюбно задал вопрос: – Иосиф, а вашего отца, случайно, не Виссарионом кличут?

– Именно так и звали, царствие ему небесное! Иосиф Виссарионович мое имя-отчество, смешно и трагично одновременно, не находите?

Плутоватая ухмылка Сани поигрывала в уголках рта, он снова отвернулся к иллюминатору, почему-то не хотел, чтобы его усмешку видел коварный профессор.

– Протоиерей Взмылин, бывший настоятель храма Сошествия Духа Святого на Даниловском кладбище в Москве, был моим отцом. Большую часть сознательной жизни посвятил не токмо служению церкви, но и научной деятельности, может, знакомы с такими трудами, как «Потоп явь, а не быль!» или «Нефилимы – грех или смех?»? Уже на склоне лет, по немощи, был переведен за штат, то есть, оставаясь в сане священника, освобождался от несения церковной службы. По-мирскому вышел на пенсию, но продолжал участвовать в духовной жизни патриархии, какое-то время возглавлял секретариат кафедры церковной истории Московской духовной академии. Считался в те неоднозначные времена, пожалуй, лучшим специалистом допотопной эпохи.

– Как интересно. – Улыбка Сани слетела с губ.

– Это был период, объясняя простым языком, если позволите применить к вашему случаю, когда люди не могли опьянеть. Еще раз простите, давление атмосферное было очень низким, и процесс брожения, как таковой, становился невозможен. Кстати, на Марсе такая ситуация и по сей день сохраняется, правда, сравнение не корректное, но для понимания сути вполне допустимо, мы же не диссертацию защищаем.

– Ого, вот это новость! – Женька и Рифат разом повернулись к профессору, их лица отражали крайнюю озабоченность. – Можно поподробнее о чудесных атмосферных изменениях?

– Долго рассказывать, постепенно и до них дойдем, но могу ответственно заверить, потопа больше не будет, ждем теперь огня. – Взмылин откашлялся. – В общем, изучать предстоит много, а сроки сжаты. Материал огромен, даже не представляете насколько, но с Божьей помощью осилим. Отец с благоговением надеялся на его покровительственное вспоможение и непременно приговаривал, что знания любого объема, полученные в течение жизни, рано или поздно будут востребованы. Каким образом – неизвестно, но они обязательно пригодятся.

– Ладно, тогда успокоили. Надо как-то поаккуратнее с давлением теперь нам, землянам. – Неблагоприятно складывающаяся экологическая обстановка планеты озаботила легкоранимую душу всерьез задумавшегося Рифата…

За бортом быстро потемнело, самолет то проваливался вниз, в падении останавливая дыхание притихших пассажиров, то с тяжестью устремлялся вверх, вдавливая их тела в кресла. Болтало нешуточно, фюзеляж скрипел, двигатели выли. Старая пиратская шхуна, во время жесточайшего шторма перескакивая на гребнях гигантских волн, стеная и моля о пощаде, безусловно, узнала бы в небесном труженике собрата по несчастью. Рифат испуганно вертел головой, намертво вцепившись в подлокотники. Темно-синий отсвет его лысины по-капитански боролся с приступами морской болезни, мигалкой оповещая команду о неминуемом приближении девятого вала. Радовал такой погодный расклад лишь боцмана, удовольствие, страх, радость приносили Женьке несравненное блаженство, он был в стихии и сам олицетворял эту природную мощь, с воодушевлением воспринимая любое движение корабля-самолета. Окруженный ореолом вдохновения, Женька блистал праздником души, мечтательно уносясь за пределы родной галактики.