Наконец дым мало-помалу втянулся в узкую щель под дверью, и оттуда послышался неправдоподобный вой:
— Ой, матушки-батюшки! Что ж я бедный-несчастный вам такого сделал, за что живота лишаете!
Голос был противный, театрально плаксивый — какой-нибудь Петрушка из кукольной пьесы для детей, — но ни капли не призрачный. Значит, либо мелкий бес, либо бездомный домовой, который не побрезговал забраться на борт без приглашения.
— Отодвигай бочку от двери и выходи подобру-поздорову, — пригрозила Сандра зловещим голосом.
— Будь поласковее, девица-красавица! Как же баньку натопить и спать уложить, да? А потом уже расспрашивать!
— Сейчас я тебе покажу «поласковее», — пообещал Сашка самым тяжелым тоном, на который был способен, и на пробу врезал по двери кулаком. — Д-добрый молодец, you rotten horsecunt[4]!
/[4] Намекает на родство собеседника с определенными частями кобылы (англ.)/
Кулаки у штурмана были тяжелые, — недостаточно, чтобы чувствительно сотрясти обитую железом дверь, однако звук получился громкий. Демонстрация силы в сочетании со злобной руганью оказалась действеннее окуривание: их собеседник сдался.
— Все-все! — крикнул голос, на сей звучащий уже нормально, без кукольного издевательства. — Понял, начальник! Выхожу.
Из-за двери послышались сдавленные ругательства (исключительно на архаичном русском), потом — скрежет тяжелой бочки по полу.
— Только дверь не открывай! — крикнула вдруг Санька, побледнев. — Экипаж облучишь!
— Не первый раз замужем! — ответили из-за двери.
Тут же незваный гость просочился прямо сквозь заговоренные створки.
«Заяц» оказался моложе Сашки и Саньки лет на пять — или так выглядел. Совсем еще мальчишка, короче говоря. Одет он был в клетчатую рубашку, мешковатые штаны с большим количеством карманов и парусиновую куртку, которая, казалось, могла бы заменить ему парус, если бы он расставил руки. Босиком, но в грязно-серой шапочке, из-под которой ниже колен свисали длинные черные волосы. В руках парень виновато вертел белый истерзанный ботинок со шнуровкой.
— Ну, утро доброе, начальники, — сказал он, подняв на Сашку и Саньку невинные зеленые глаза, очень большие и яркие на бледном, скуластом лице. — А я чего поделаю, если они… и так, и эдак… и в башмак запихали… и не спросили!
— Кто в башмак? — спросила Сандра, а Сашка эхом повторил:
— Кого не спросили?..
Парень потупился.
...Для объяснений все собрались в кают-компании (подтянувшаяся Княгиня даже не подумала переодеться из розовой пижаме, хотя волосы уложила). Дело не терпело отлагательств: если бы домового — а уже стало окончательно ясно, что перед ними домовой — решено было высаживать, делать это следовало теперь. Прямо сейчас он мог добраться до Марса-2, эфирной станции на орбите реального Марса, в катере, дрейфуя по воле ветров, которые здесь дули по направлению к Солнечной Системе
— Помилуйте, сжальтесь! — простонал домовой прежним дурашливо-плаксивым голосом. — Я этого вашего «ветра» от «течения» не отличу, а вы — в шлюпе!
— Ветер уже, но бьет сильнее, и его видно лучше, вот и все, — раздраженно бросила Сандра. — «Не отличит» он! Откуда? — она потрясла перед носом у домового бутылкой «Северного сияния», изъятой у него из кармана.
— С собой пронес! — мигом ответил тот. — Нишкни, неточки, не брал я из ваших запасов, ничего не брал!
Еще одной способностью домовых, помимо хождения сквозь стены, была способность проносить с собой спиртное. Чаще всего в неограниченных количествах.
— Как тебя зовут, чудо? — с брезгливой жалостью спросил Сашка.
— Василий я, — домовой часто заморгал. — По батюшке Христофорович, Христофоровы мы.
— С ботинком мне все ясно, — сказала Балл. — Ботинки я выкинула перед самым стартом. Видимо, коллеги Василия, решили подшутить над ним, напоили и уложили в ботинок. А он очнулся здесь только после старта.
— Ни черта себе! — в голове Василия вдруг словно прояснилось, он перестал паясничать. — Они что, меня, выходит, в капитанском ботинке пронесли?!
— Это точно мой ботинок, — сказала Балл с непроницаемым лицом. — А я здесь капитан. Методом простой дедукции получаем, что капитанский ботинок.
— Так я теперь тут повязан! — Василий схватился за голову. — У меня же место на «Кассиопее»!
— Всем нам приходится чем-то жертвовать, — пожала плечами Балл. — Ладно. В виду этого обстоятельства, а также того, что лишаться катера я не хочу, я официально признаю вас домовым «Блика». Штурман, попросите Людмилу Иосифовну, когда она проснется, внести Христофорова в судовую роль как условного пассажира[5]. С гильдией домовых потом разберемся.
Читать дальше