Айзек Азимов - Счастливчик Старр

Конвей был встревожен.

— Это неестественно, Августас. Он превосходит своего отца. И Генри, который не любил разговаривать попусту, пыхтел трубкой и с гордостью улыбался.

— Мне очень неприятно говорить это,— продолжал Конвей,— потому что ты будешь смеяться надо мной, но все-таки в этом есть что-то ненормальное. Вспомни, что ребенок целых два дня оставался в космосе, защищенный от солнечной радиации лишь тонким корпусом спасательной лодки. Он был всего лишь в семидесяти миллионах миль от солнца в период максимальной солнечной активности.

— Все, что ты сейчас сказал, означает только одно,— ответил Генри,— а именно, что Дэвид должен был сгореть дотла.

— Ну, не знаю, не знаю,— пробормотал Конвей.— Действие радиации на живую ткань — на человеческую живую ткань — имеет свои загадки.

— Вполне естественно, это ведь не та область, в которой проводится множество экспериментов.

Дэвид окончил колледж с самыми высокими из возможных оценок. Он успел при этом написать самостоятельную и оригинальную работу по биофизике на уровне выпускника университета. Он был самым молодым за всю историю, получившим полное членство в Совете Науки.

Для Конвея все это было утратой. Четырьмя годами раньше его избрали Председателем Совета. Это была честь, за которую он не пожалел бы жизни, и тем не менее он знал, что если бы Лауренс Старр остался в живых, то избрали бы его, Старра. Конвей потерял всякий контакт с Дэвидом, за исключением разве что случайного, потому что пост Председателя, иными словами Главного Советника, требовал, чтобы всю жизнь он посвятил изучению проблемы Галактики. Даже на выпускных экзаменах он видел Дэвида только издали. За последние четыре года он от силы раза четыре с ним разговаривал. Поэтому сердце его забилось сильнее, когда он услышал, что дверь открылась.

Он повернулся, быстро пошел к ним навстречу.

— Августас, старина!

Он протянул руку, потом другую.

— Дэвид, мой мальчик!

Прошел час. Наступила глубокая ночь, прежде чем они перестали говорить о делах личных и вернулись к делам Вселенной. Первым прервал их воспоминания Дэвид.

— Сегодня я впервые видел отравленного, дядя Гектор,— сказал он.— Я знаю недостаточно для того, чтобы предотвратить беду.

Конвей ответил спокойным голосом:

— Никто этого не знает. Я предполагаю, Августас, что это опять был марсианский продукт?

— Трудно сказать, Гектор. Но сливы там присутствовали.

— Пожалуйста,— попросил Дэвид Старр,— расскажите мне все, что мне позволено об этом знать.

— Все это очень просто,— сказал Конвей.— Страшно просто. За последние четыре месяца более двухсот людей умерло после того, как они поели тот или иной марсианский продукт. Это неизвестный яд, симптомы заболевания тоже полностью неизвестны. Происходит быстрый и полный нервный паралич диафрагмы и мускулов груди. Это вызывает паралич легких, что приводит к летальному исходу в течение пяти минут. Причем, это значительно серьезнее, чем кажется с первого взгляда. В нескольких случаях, когда удалось захватить жертвы вовремя, мы пытались применить искусственное дыхание, как и ты, и даже стальные легкие. Тем не менее они умирали в течение все тех же пяти минут. Сердце поражается тоже. Аутопсия не показывает ничего, кроме быстрой деградации нервов — неимоверно быстрой.

— А как же насчет отравленных продуктов?— спросил Дэвид.

— Тупик,— ответил Конвей.

— Всегда остается время, чтобы человек доел отравленный продукт. Та же самая пища со стола или из кухни оказывается полностью безвредной. Мы скармливали ее животным и даже людям-добровольцам. Содержание желудка умерших демонстрирует непонятные результаты.

— Тогда откуда вы знаете, что это вообще отравление?

— Потому что смерть за смертью после съеденных марсианских продуктов, в одно и то же время и при одних и тех же симптомах, на наш взгляд, вряд ли является простым совпадением.

Дэвид задумчиво произнес:

— И очевидно, что это — не заразное.

— Благодарение звездам, нет. Но и без этого достаточно плохо. До сих пор нам удавалось скрывать все это благодаря поддержке Планетной Полиции. В конце концов двести смертей при теперешнем уровне населения Земли могут сойти незамеченными. Но ведь их число увеличивается. И если только земляне поймут, что любая ложка продуктов с Марса может стать их последней, то последствия могут быть ужасными. Даже если указать, что смертность составляет лишь пятьдесят человек в месяц при населении в пять миллиардов, каждый непременно решит, что именно он попадет в число этих пятидесяти.