Дальше Мастер сказал, что на следующем втором рассвете лун «он придет говорить со Вторым Высоким», то есть со мной. Для проформы Тедди поинтересовался, означает ли это, что и командору Шеклтону пора собираться на Испытание Верхним Миром. Разумеется. Да.
И с этим они раскланялись, опять подмели землю оружием и удалились.
Конечно, я готов. Я готов ко всему – ко льдам их Ночной стороны, ко встречам с местными планетарными духами, да бог знает к чему, как же мне не быть готовым, если я теперь начальник экспедиции, и вся – вся – ответственность за треклятый Первый Контакт лежит на мне?!
Иногда какая-то очень старая и воинственная кровь просыпается во мне, и некий бес шепчет, будто крутит по кругу пластинку: «Завоевание новых планет не есть освоение… освоение новых планет не есть завоевание…» – уложение о Протоколе Первого Контакта, основа расширения нашей пацифистской Галактики. Подвергаю ли я его сомнению? Нет. Страдаю ли я от того, что мой начальник, мой старший товарищ, по сути, принес себя ему в жертву? О да. Сэр Росс, я надеюсь еще увидеть вас, пусть даже мертвым, или хотя бы узнать о том, что же случилось с вами в Испытании. А пока на рассвете лун я взберусь воронам на плечи и постараюсь удержаться. Что-то подсказывает мне, что это не слишком удобно. Переводчик-камеру я в последнюю минуту решил с собой не брать, потому что уж если мне предстоит встреча с местным планетарным стихиалем, то смешно доверяться механизму. Вот у Росса трубка была, а у меня и ее-то нет, никакого сувенира (нервничаю, нервничаю, в голову лезет всякая дурь).
Пора идти, Азриэль, увидимся в Верхнем Мире!
Как мы понимаем, следующий фрагмент в бэклоге отсутствует, поскольку в течение полета на Ночную сторону командор Шеклтон был слишком занят, чтобы наговаривать свои впечатления. Увы, поскольку со времени Трех Высоких это испытание никто не проходил, у нас нет сведений о тех впечатлениях, которые его участники могли пережить. Если советник Нансен что-то и записывал в ходе полета, то это до сих пор хранится в его засекреченных файлах.
Тем не менее следующий фрагмент лога Шеклтона является одним из самых ценных, поскольку именно он подробно рассказывает нам о сути собственно Испытания.
Я очнулся как от толчка и рефлекторно попытался вскочить. Вовремя сообразил, что лежу на чем-то узком, твердом и холодном. Очень холодном. Поводил руками вокруг себя – сначала нащупал только пустоту, потом левая рука уперлась в лед. Надо мной, куда ни глянь, раскинулась небесная чернота – не прозрачная чернота открытого космоса, а густой бархатный покров, атмосфера Ночной стороны Люциферазы. Во всю ширь этот бархатный полог был расшит огромными, величиной с кулак, звездами. Они были очень живыми и хищными, смотрели злыми внимательными глазами и ждали, что же со мной случится дальше. Я оторвал взгляд от гипнотических звезд и осторожно скосил глаза направо, а затем налево. Святые угодники!..
Сам я лежал спиной на остром ледяном гребне. По правую сторону не было ничего – только отвесный склон, уходящий в туманную синеву где-то далеко внизу. А в метре от того места, где моя рука нащупала лед пологого склона, был старый адмирал Росс. Его тело наполовину вмерзло в лед, белый китель мерцал в сумраке, а глаза на прекрасном благородном лице были выклеваны.
Я захлебнулся морозным воздухом, закашлялся и, кажется, снова ненадолго потерял сознание.
Ничего не изменилось. Я все так же лежу спиной на гребне, потихоньку примерзая к нему, и сэр Морис слева от меня так же смотрит пустыми развороченными глазницами в лица звездам, забравшим его душу. Вот, значит, что это за испытание. Попытался перекатиться в сторону адмирала и как-то начать спуск по склону, но лед будто держит меня за спину, будто он уже пронзил и китель, и белье, и кожу и теперь вползает в вены красивыми узорами. Наверное, скоро меня начнет клонить в сон, я умру, и вороны выклюют и мои глаза. Но пока я не могу не смотреть на эти страшные звезды и на горы кругом. Через пропасть справа от меня возвышается хребет еще выше того, где лежим мы с адмиралом. Его пики сплошь покрыты снегом, таким ярким под звездами, что кажется, что некое местное божество встроило в каждый по светильнику. Выше всех – почти симметричная трехглавая вершина, с обеих сторон от которой спускаются в туман кудрявые реки ледников. Отчаяние и скорбь заполняют меня, но я не могу оторваться от завораживающей красоты этого пейзажа.
Читать дальше