Аркадий Стругаций - Страшная большая планета

Северцев молча оттолкнулся от стены и поплыл к выходу. Михаил Петрович спросил:

— Андрей Андреевич, как по-вашему, долго мы будем падать?

Беньковский пожал плечами.

— Как вам сказать, голубчик… Предположительно часов десять, а то и пятнадцать. Если плотность газа будет возрастать согласно теории…

Он вдруг замолчал.

— То что?

— То… э-э… Мне сейчас пришло в голову… — Он сморщился, немилосердно теребя бороду. — Одним словом, в вашем распоряжении ещё как минимум десять часов, Миша. Да, как минимум…

Бормоча что-то себе под нос, Беньковский достал из нагрудного кармана записную книжку и принялся перелистывать её.

— Это было бы необыкновенно… И всё-таки…

Михаил Петрович кашлянул и деликатно отвернулся к иллюминатору. В то же мгновение он изумлённо вскрикнул.

— Андрей Андреевич, глядите!

Далеко впереди над жёлтой дымкой, обволакивающей горизонт, фантастическим призраком всплыл исполинский белёсый бугор, похожий не то на солдатскую каску, не то на шляпку чудовищной поганки. Ракета неслась прямо на него, он рос на глазах, раздавался вширь, и вот уже можно было различить на его поверхности шевелящийся, словно клубок червей, струйчатый узор.

— Протуберанец! — прошептал Беньковский, судорожно вцепившись в стальную обойму иллюминатора. — Протуберанец, извержение газов на Юпитере! И так близко… — Он закричал: — Владимир Степанович! Северцев! Сюда, скорее!

Бугор вдруг осветился изнутри дрожащим фиолетовым светом, затрясся и взмыл вверх, волоча за собой хвост жёлтых прозрачных нитей, еле заметных на чёрном фоне неба. Исполинский вал рыжего пара покатился навстречу звездолёту.

— Берегись! — отчаянно завопил Беньковский.

Михаил Петрович зажмурил глаза и отпрянул от иллюминатора. Звездолёт качнуло, сначала легко, затем сильнее. Северцев, прибежавший на зов профессора, отлетел к панели управления и ухватился за неё обеими руками.

— Начинается, — пробормотал он, едва шевеля побелевшими губами.

Со звоном захлопнулась и снова распахнулась дверь. Снаружи с головокружительной быстротой появлялись и исчезали клочья тумана. Туман был серым, а не рыжим, как казалось сверху. Сквозь просветы мелькали далёкие облака, чёрное звёздное небо. Быстро темнело.

— Кажется, погружаемся, — сказал Беньковский. — Не вижу ничего.

— Что же, — спросил Михаил Петрович, — здесь всё время будет такая темнота?

— Это ещё не худшее, что может с нами случиться, Миша. — Северцев, вытянув шею, смотрел через голову профессора. — Однако, мне кажется, что звездолёт поворачивается?

— Глядите! — Беньковский приник к стеклу. — Солнце!

Пелена тумана снова порыжела, и на мгновение Михаил Петрович увидел Солнце — крошечный, ослепительно яркий тёплый диск.

— Солнышко, — сдавленным голосом проговорил он.

— Прощай… навсегда.

Непроглядная тьма закрыла иллюминатор. Звездолёт раскачивался, откуда-то доносилось протяжное гудение, временами переходившее в пронзительный свист. Температура в кабине быстро поднималась. Северцев прислушался.

— Сейчас самое время сгореть, — спокойно сказал он.

— Как это сгореть? — сердито возразил профессор. — А наблюдения? Нет, голубчик, не так скоро… не так скоро.

Качка усилилась. По-видимому, торможение звездолёта в атмосфере происходило неравномерно. Время от времени людей бросало на стены и друг на друга. А затем… чудовищные силы страшной большой планеты подхватили звездолёт и завертели его, словно щепку в водовороте. Всё смешалось в кабине. Профессор, упав на вывихнутую руку, шипел и подвывал тихонько, кусая нижнюю губу. Северцев поймал его за плечо, притянул к себе и затиснул за панель управления.

— Держитесь крепче, — крикнул он. — Может быть… Господи, Миша, что с тобой?

Михаил Петрович только жалко улыбнулся в ответ. Он захлёбывался кровью. В условиях невесомости кровь не вытекала из носа, она заполняла носоглотку и рот, заливала при каждом вдохе горло и вызывала мучительный кашель. Цепляясь за кресло пилота, с тёмно-багровым лицом и остановившимся взглядом Михаил Петрович судорожно дёргался всем телом, отплёвывался и сипло ругался. Мириады крохотных красных капелек кружились вокруг него, разлетались по всей кабине и расплывались маслянистыми пятнышками на стенах и одежде. Каждая спазма в горле острым ударом отдавалась в затылке. Перед глазами вспыхивали разноцветные круги. Михаил Петрович рванул ворот куртки. Беньковский и Северцев растерянно с ужасом смотрели на него.