Дейл Бейли - Исход

- Мы решились лететь на “Исходе”. - сказал Бен. - Завтра зарегистрируемся на станции Лагранж для последней проверки, но…

Он пожал плечами.

- Но почему? - спросила Рут, не сумев скрыть нотку отчаяния в голосе. Ее захлестнуло одиночество и тоска, которые мучили ее ночами.

- Не расстраивайся, Мамочка…

- Как же мне не расстраиваться, раз ты появилась только, чтобы осведомить меня, что уезжаешь навсегда?

- Ты должна понять, - сказала Селия. - Для нас здесь нет места. Мы работаем как проклятые, чтобы скопить пенсионные и прожить несколько оставшихся десятков лет в свое удовольствие. Но так не может продолжаться вечно, Мамочка. Мы должны уехать, построить новую жизнь.

- Здесь мы не живем, а существуем, - поддержал ее Бен.

- Я не хотела говорить, - сказала Селия, - но не смогла уехать, не попрощавшись с тобой.

- Но тот корабль - он будет в пути лет сто, может, больше. Они даже не знают, куда летят. Они просто… улетают. Что же это за жизнь?

- Лучше, чем здесь, - ответил Бен. - А если нам повезет, то и детям нашим там будет лучше.

- Нас ждет настоящее приключение, какое может выпасть только раз в жизни, - сказала Селия.

- Значит, ты затем и приехала, чтобы сказать мне об этом? В мой день рождения?

Так вот почему Селия вела себя так весь день. Вот почему сказала, что будет скучать по цветам, когда смотрела на пестреющий садик Флоренс. А теперь снова. И подарки…

- Значит, ты бросаешь меня? Как и твоя мать, верно?

- Нет, Мамочка…

- Думаешь, сможешь купить мое прощение своими подарками? Будто я уже слишком стара и слишком глупа.

- Нет…

- Ну, этот номер не пройдет, - сказала Рут, вставая. - Ты все испортила, слышишь? Все. И я тебе этого не прощу.

Она повернулась, вошла в дом и закрыла за собой дверь.

- Запри, - приказала она дому и услышала, как за спиной щелкнул замок.

Слезы катились по щекам помимо ее воли.

- Мамочка? - позвала Селия через дверь. - Прошу тебя, ведь мы больше не увидимся. Давай поговорим.

- Откройте, Рут, - сказал Бен. - Одумайтесь.

- Уходите, даже если это наш последний разговор.

- Мамочка, пожалуйста…

Нет, она не ответит. Пусть зовут хоть всю ночь, она не станет отвечать. Все, все бросили ее. Сначала сыновья. Потом Марта. И в конце концов Селия. И Рут тут ни при чем. Она не ответит. Ни за что.

- Мамочка, прошу тебя, выслушай.

Но она не стала слушать. Сидела в темноте и плакала. Селия и Бен долго звали ее, потом Рут услышала, как отъехала машина, и подошла к окну: задние фары мерцали за деревьями, словно тот красный огонек в небе, на который указывал Бен. Словно корабль “Исход”. Она вернулась и села на диван. Никто не сказал ни слова, даже дом.

Звонок - с кодом срочности - раздался после полуночи, но звук был отключен, и Рут не слышала его. Она проснулась в 3:57, в спальне мигал экран телестены, розовый цвет которого говорил о срочности сообщения. Мозг дома был запрограммирован включить звук в случае непредвиденной ситуации, но это не сработало.

- Почему ты не разбудил меня? - спросила Рут дом. Он не ответил, и тогда она вспомнила, что попросила Бена отключить его голос.

В этой гробовой тишине ей стало не по себе.

- Включи сообщение, - приказала она.

Изображение на телестене пропало. Когда оно снова появилось, Рут увидела лицо Селии, бледное, осунувшееся, казавшееся на экране неестественно вытянутым.

- Связь установлена, - произнес безразличный голос машины, и Селия подняла голову.

- Мамочка? - позвала она и немного подождала. Рут вглядывалась в ее изображение. За спиной Селии толпы людей сновали по главному залу космодрома.

- Мамочка, если ты дома, пожалуйста, ответь.

Она еще подождала, с надеждой всматриваясь в экран, затем продолжала:

- Я не знаю, что сказать тебе, но не могу оставить все как есть. Я люблю тебя, Мамочка, и понимаю, что ты обижена. Но ты тоже должна понять.

Селия замолчала, нащупывая в кармане сигареты, потом вздохнула. Она слушала кого-то за пределами экрана.

- Это Бен, - объяснила она. - Мы должны торопиться. Знаешь, ты ему и правда понравилась. Послушай, ты должна понять, это важно. - Она затянулась и продолжила: - Мы жаждем того, чего Земля не может дать нам, Бену и мне, и еще многим. Мы устали постоянно работать и видеть, что все, ради чего мы трудимся, достается другим. Думаю, тебе трудно это понять - в твоем маленьком мирке есть все - но люди страдают и голодают. Нас слишком много, и слишком многие из нас стары. Это не значит, что я не люблю тебя. Не значит, что не буду думать о тебе, потому что все равно буду.