Наталья Метелева - Ярь

Влад, который, похоже, никогда не спит, вклинился:

— И ветерок! И окно с видом на море!

— Захлопни пасть! Ё! — заорали все хором.

Гвоздь в язык этому Владу, и подвесить. Земля — запретная тема. Тоска давит, как перегрузка в дцать же — до кровавого пота. Тоска размазывает душу на тысячи световых — дотянуться бы, пробежать по траве босиком…

— Кому тут гнездо? — голос Кэпа словно гасит невидимые дюзы, и перегрузка, сжавшая сердце в точку, сменяется невесомостью внезапного счастья.

Есть Бог в мире. Есть. И маленькие Его чудеса. Простенькие, как гнездо тридэрома с работающей батарейкой.

Пальцы, скользкие от манны — как чужие. Лишь бы не выронить крупинку записи в слизь на полу — никаких светляков не хватит найти… Мражи жрабовые! А ведь Янка права — я привык! Стал хуже людоеда, если способен так думать о смерти друзей. Равнодушно. Рационально. И не о смерти. И не о людях. И не думать. Или всегда таким был?

Кто там шил абажуры из кожи евреев? У нас есть лампочки. Десять штук в упаковке.

Десять негритят, невидимых во мраке. Шестеро мужчин, три женщины и Янка. Сгрудились, обнялись за плечи. У меня в руках кусочек из другой жизни. Из мира, куда мы можем не вернуться.

— Лесь, ну, давай!

— Дыши затылком, Влад, не то тридэшку сдунешь! И для кого они эти штуки делали? Дюймовочки желтопузые! Дайте мне паучью лапку — кнопку нажать.

Янка счастливо засмеялась. Впервые за все безвременье. За всю тьму остановленного черного мига.

— Дай мне!

И я отдал. И ничто во мне не дрогнуло.

Щелчок тридерома. Фонтаном выплеснулся цвет, загрохотал звук, захватил…

…захватил Янку, взлетевшую навстречу черным птицам.

Тридэром тут же всхлипнул, зашипел, как пьезорки: энергия ушла, словно в песок, впиталась в жрабью пасть. Но кто-то из нас уже орал, а потом все, самозабвенно. И я тоже орал заржавевшим от полушепота горлом, гнусаво и фальшиво:

И тут наш локус пять на пять дрогнул. Банка разделилась, как живая клетка. И мы оказались в полости, прочерченной узкой сероватой щелью, как зрачком.

А Янка продолжала падать светящейся снежинкой во мрак. Во тьму, выплеснутую в мир ушедшими душами. Во тьму моего грохочущего криком сердца.

Она парила искрой в бездне и танцевала, как перед разумными пчелами Зиш. Единственную фразу, которую я научился понимать: «Я люблю тебя! Люблю! Люби!»

— Держись, Янка! — заорал Влад, кидаясь к щели.

Мы держим ее изо всех сил. Вцепились сердцами и душами в поющую искру.

Мы держим ее всей яростью, всей ненавистью, всей любовью, всей жизнью.

— Ррауувв! — стонет тьма, пронзенная поцелуем света.

— Люби! — танцует Янка.

Я вижу ее даже с закрытыми глазами: язычок горящей свечи трепещет, взметается, ласкает вязкую пустоту огненной ладошкой. Тонкая свеча, как перед иконой. Одна-единственная на весь храм. На всю Вселенную.

Да будет этот свет!

Да будет всегда!

Да будет!

Горящая точка взрывается, распухает огненным вихрем, заполняя мир:

— ЛЮБИ!

…брезжат лампы «аварийки», жужжит вибромассажер, сердце спотыкается, вяло жует какую-то впрыснутую в вены дрянь…

Жив. Жив! Проскочили!

Чьи-то руки подхватывают меня, помогая выбраться из капсулы. Хлопают по плечу.

— Тормозишь, старик! Кто последний — тот драит локус!

Яшка Осин, голый и в ботах, веселый, как всегда. Похоже, он и в капсулу в ботах залез. Динамики что-то мелодично вещают. Я одеваюсь, не прислушиваясь. И так ясно — проскочили! Гиперпереход позади. Наш маленький Страшный Суд. Дальше — уютный космос, утыканный иглами звезд.

Мы пихаем друг друга, зубоскалим… И ни слова о том, что пережили в Переходе. Это всё потом, для анкет и исследований. Не принято об этом вспоминать, даже за бутылкой.

Влад тоже выбрался, потягивается ленивым котом. Ржет жизнерадостно:

— Паршивая же штука, этот ваш гипер! Оса, ты бы видел со стороны, как из тебя потроха сыпались. Рад, что ты жив, чертяка.

Улыбка сползает с Яшки, как наволочка с подушки. Он отводит глаза, мямлит с растерянным полинявшим лицом:

— С переходом, Влад. Я тоже рад.

Мне не хочется смотреть на Влада. У астролингвиста это первый переход, знаю. Только новички пытаются отлить в мир свои помои. Бормочу стандартное приветствие оживших мертвецов: «С переходом!» Проскальзываю мимо.